- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (70) »
class="stanza">
Утро ли встало — в росе,
в щелканьи, в щебете, в щекоте?
Русь ли, от дремы осев,
голову клонит на локти? —
Где-то растет кутерьма,
крадучись, исподволь, издали:
это сады и дома
май на свидание вызвали.
Май, май, на себя непохожий,
в зори, в ливень, в травы одетый,
липой пахнущий, пухнущий рожью,
эй! откликнись! где ты? где ты?
Брось прятаться,
милый гость,
в грудь пашен
влагу лей.
Гнили праотцев —
праха горсть.
Детям нашим —
расцвет полей.
_____________
Вот он!.. Полотнами туч,
солнцем пути его застланы.
Лег урожай на мету,
из недородов опрастанный.
Жадно густую теплынь
сочные всходы и злаки пьют.
Бор, словно свечка, оплыл
липкой, смолистою накипью.
Есть ли, заводы, у вас
электро-плуги и тракторы? —
Старый сошник наш увяз
за непроезжими трактами.
Век, век за бабьей работой,
в ветре, в пыли, в слезе каленой,
ниву вспоивши каплями пота,
гнулись спины Акуль и Аленок.
Серп тискали, —
рожь по груди.
С бабьей доли
куда свернуть? —
Солнце не низко ли?
Ведро ль будет?
В копнах в поле
не сгнить бы зерну.
_________________
Легче ль нам зноями млеть,
скотницам, жницам, полольщицам,
если по русской земле
красная тряпка полощется?
Сладко ль итти из избы
в поле бессменной батрачкою;
юность убить и избыть,
годы и силы растрачивать?
Полнись же гулом, завод.
В уши прогрохай погуще нам:
«Радуйся, бабий народ,
новая смена вам пущена».
«Стук. Стук. Машины готовы —
косы, плуги, веялки, жнеи.
Станет Россия ульем сотовым,
если пахоть пуха нежнее».
«Все хартии
вам даны,
Бабьему лету —
ни срока, ни мер,
жены, матери,
подданных, —
рабства нету
в Р. С. Ф. С. Р.».
Иннокентий Оксенов
Духи дремлют в каждом электроне…
Духи дремлют в каждом электроне.
Повернул тугие рычаги,
И помчались огненные кони
Быстротою спущенной дуги.
Порванные кольца покидая,
Полетела, обгоняя свет,
В ослепительном весельи стая,
Стая разбежавшихся планет.
За стеной зеленых полушарий
Лиловатой радугой горя,
Мчатся в опьянительном пожаре
Корабли, теряя якоря.
Волны, разбежавшиеся зыбко,
Замыкают гулкие круги.
Человек с таинственной улыбкой
Вновь нажал тугие рычаги.
Тиф
Склонилась тень, знакомому кивая,
И прошептала: проходи свой стаж.
Под ним кровать была, как конь, живая,
И с этажа въезжала на этаж.
А вечером, когда меняли грелку,
В великом гневе яростный хотел
Пустить бутылкой в толстую сиделку,
Но вдруг раздумал, или не успел.
Мелькнуло белое крыло халата,
И голос тихий свыше был: ослаб,
Лежит давно. За все придет расплата.
И вдруг увидел он большой корабль.
На нем товарищи уплыли в море,
Оставили его на берегу.
И плакал он в необычайном горе,
Все переплавившем в его мозгу.
Проснулся и грустил. И вдруг почуял,
Как боком, нежно ускользала тень.
Он на локте поднялся, торжествуя.
А это был четырнадцатый день.
Владимир Василенко
Полнолуние
Случалось ли тебе на светлый диск луны,
Наплакавшись, смотреть сквозь мокрые ресницы?
К твоим глазам тогда из синей глубины
Легко протянутся серебряные спицы,
И ты взволнованно, едва-едва дыша,
Глядишь на странный свет глазами дикаренка,
И кажется тебе, что связана душа
С далекою луной, таинственно и тонко.
В пути
Ох, дудом же дудит дудит,
Размолом тяжким в колесе,
На повороте задымит
И тают дымы те в овсе.
Зари недолог перелет.
И рябью звезды пробегут,
На перегонах целый год
Колеса мелют и прядут.
Тупым укором очерствел
Фасад зобастый и немой,
Источин жатвы час поспел,
Расписок кровью и стрельбой.
В полях корою снег да круть,
Да строже ночь жует увал,
В озябке, в дрожи белый путь
И ночь еще и — как подвал.
Дышу в прорез, в ущемь сильней,
Ремня упор — отказ в руке,
Опять вбивают пук гвоздей,
Опять в висок и там, в виске.
И буду так пока ничто
Расчеты сердца и костей.
И буду так — пока мечтой
Облит горячею, твоей.