письмо мое, наверное, придет уже после праздника.
Очень буду ждать вашего ответа.
Яков Косенко.
1 ноября 1942 года.
Лариса, дорогая! Большое спасибо за фотокарточку. Я это письмо пишу, а сам смотрю на нее и представляю, какая вы есть. Письмо пишу ночью. Мы тут наоборот живем: днем спим, а ночью воюем. Ночи сейчас длинные, идут тихо. Вы пишете, что у вас уже снег. Здесь тоже снегу много. Каждый день траншеи чистим. Лариса! Вы просите меня прислать фотокарточку, так у меня нет. Одна, правда, есть, так еще довоенная. Ее посылать не стоит. Вот если сфотографируюсь где-нибудь, обязательно пришлю. Пишите, Лариса, ответ. Буду ждать. Ваш Яков Косенко. 1 декабря 1942 года.
Лариса! Сегодня новый год. А я себе еще три месяца назад дал зарок: если доживу до нового года, напишу вам. Не знаю, как и начать, как объяснить вам все, чтобы стало понятно. Понимаете, Яша Косенко вам не писал. Он только собирался вам написать, да не успел. Яша Косенко был мой друг. Мы с ним вместе целый год воевали. Сначала в лыжной бригаде. Я еще его на лыжах ходить учил. Потом, весной, бригаду расформировали, а нас вместе направили в одну часть. Мы все время вместе держались. Яша был настоящий друг и товарищ. Родных у него не было, сам он из детдома. А этот детдом остался на оккупированной территории. Яше даже письма писать было некому. Конечно, есть у нас ребята — балуют, пишут письма направо и налево. Все, мол, веселей время проходит. А Яша не писал. Гордый был. Ну, и стеснялся маленько. Потом его один солдат уговорил вам написать. Он у вас в госпитале лежал и фамилию знал, и адрес. Яша сначала отнекивался, а потом все же согласился. «Ладно, — говорит, — напишу. Первого числа напишу, как новый месяц начнется». До первого оставалось дня, кажется, два. А как раз 1-го октября Яшу убило. Вечером писарь прибежал, все выспрашивал, куда можно Яшину похоронную отправить. Отчитаться, говорит, надо по всей форме. Обидно тогда мне стало очень. Сидим мы в землянке, где все осталось, как при Яше. И столик тот же. Он еще на спор гвоздь в него ладошкой забивал. Ладошку поранил. А тут ребята уже его плащ-палаткой этот стол накрыли. И похоронную даже некому послать. Вот тогда я и решил: напишу за него письмо вам, и если жив буду, до нового года все буду за него писать. А в новый год напишу правду. Конечно, если бы Яша сам вам письма написал, так они бы интересней были. Он о своей жизни рассказывал очень хорошо. А мне и писать нечего было вовсе. Лариса! Я так подумал. Вот погиб Яша. И никто его помнить не будет. Самого меня могут в любой час убить, а друзей у него больше не было. Вот и решил я вам за него написать. Может быть, хоть вы будете вспоминать теперь о Яше Косенко. Не обижайтесь, Лариса. Я хоть на несколько месяцев, а память о друге оставил. Отвечать на это письмо не надо. Прощайте. 1 января 1943 года. Виктор Бушуев.
Лариса, дорогая! Большое спасибо за фотокарточку. Я это письмо пишу, а сам смотрю на нее и представляю, какая вы есть. Письмо пишу ночью. Мы тут наоборот живем: днем спим, а ночью воюем. Ночи сейчас длинные, идут тихо. Вы пишете, что у вас уже снег. Здесь тоже снегу много. Каждый день траншеи чистим. Лариса! Вы просите меня прислать фотокарточку, так у меня нет. Одна, правда, есть, так еще довоенная. Ее посылать не стоит. Вот если сфотографируюсь где-нибудь, обязательно пришлю. Пишите, Лариса, ответ. Буду ждать. Ваш Яков Косенко. 1 декабря 1942 года.
Лариса! Сегодня новый год. А я себе еще три месяца назад дал зарок: если доживу до нового года, напишу вам. Не знаю, как и начать, как объяснить вам все, чтобы стало понятно. Понимаете, Яша Косенко вам не писал. Он только собирался вам написать, да не успел. Яша Косенко был мой друг. Мы с ним вместе целый год воевали. Сначала в лыжной бригаде. Я еще его на лыжах ходить учил. Потом, весной, бригаду расформировали, а нас вместе направили в одну часть. Мы все время вместе держались. Яша был настоящий друг и товарищ. Родных у него не было, сам он из детдома. А этот детдом остался на оккупированной территории. Яше даже письма писать было некому. Конечно, есть у нас ребята — балуют, пишут письма направо и налево. Все, мол, веселей время проходит. А Яша не писал. Гордый был. Ну, и стеснялся маленько. Потом его один солдат уговорил вам написать. Он у вас в госпитале лежал и фамилию знал, и адрес. Яша сначала отнекивался, а потом все же согласился. «Ладно, — говорит, — напишу. Первого числа напишу, как новый месяц начнется». До первого оставалось дня, кажется, два. А как раз 1-го октября Яшу убило. Вечером писарь прибежал, все выспрашивал, куда можно Яшину похоронную отправить. Отчитаться, говорит, надо по всей форме. Обидно тогда мне стало очень. Сидим мы в землянке, где все осталось, как при Яше. И столик тот же. Он еще на спор гвоздь в него ладошкой забивал. Ладошку поранил. А тут ребята уже его плащ-палаткой этот стол накрыли. И похоронную даже некому послать. Вот тогда я и решил: напишу за него письмо вам, и если жив буду, до нового года все буду за него писать. А в новый год напишу правду. Конечно, если бы Яша сам вам письма написал, так они бы интересней были. Он о своей жизни рассказывал очень хорошо. А мне и писать нечего было вовсе. Лариса! Я так подумал. Вот погиб Яша. И никто его помнить не будет. Самого меня могут в любой час убить, а друзей у него больше не было. Вот и решил я вам за него написать. Может быть, хоть вы будете вспоминать теперь о Яше Косенко. Не обижайтесь, Лариса. Я хоть на несколько месяцев, а память о друге оставил. Отвечать на это письмо не надо. Прощайте. 1 января 1943 года. Виктор Бушуев.