по склону. Дорога петляла, была скользкой, и добравшись до вершины среднего из холмов, Марк уже хорошенько разозлился. Если все это очередная шутка сьера Дювивье — не миновать ему хорошей нахлобучки!.. Видит Бог, у генерала де ла Валле хватало дел поважнее, чем прогулки в темноте. Например, выслушать рапорты разведчиков, которых мальчишка попросту оттеснил от входа в палатку.

— Вот, — показал на север адъютант.

Марк взглянул туда — и поперхнулся бранью. Он ожидал увидеть костры армии Франконии. Знал, что они там есть. Не думал только, что их будет столько. Сотни, тысячи. Из низины, где стояли палатки арьергарда армии Марка, их не было видно, но с холма… Казалось, что сама ночь поджаривается на огне, словно туша быка.

Перехваченные с утра гонцы и пойманные дезертиры говорили о вторжении двадцатитысячной армии. Генерал де да Валле увидел, что они ошиблись минимум вчетверо. Восемьдесят тысяч франконских еретиков, фанатичных вильгельмиан, двигались на Реймс и Суассон, а Северная армия разгромлена, захвачены все пограничные форты…

— Идите вниз, — качнул головой Марк.

— Мой генерал?

— Идите, сьер! — рявкнул де ла Валле уже в полный голос. — Я вернусь… позже.

Ренье действительно ушел — не доверяя взбалмошному юнцу, генерал еще долго прислушивался, не выдаст ли себя адъютант, решивший притаиться за кустом. Нет, на подобное наглости у Дювивье все-таки не хватило. Сколько племянник епископа Ангулемского ни шутил, что ему, как соглядатаю Его Преосвященства, полагается непрестанно наблюдать за генералом де ла Валле, слушаться он умел. Иногда.

Ветер с севера нес запах гари. Марку не нравились земли, что лежали за правым берегом Сены, пусть когда-то именно тут и жили первые де ла Валле. Север был слишком холодным, неуютным и чужим. Каждый второй здесь — явный или тайный вильгельмианин, каждый третий на ночь выставляет за порог молоко в блюдечке — «для кошек, только для кошек, добрый господин!». Земля народа фей. Земля, щедро политая кровью солдат Аурелии. Отец воевал здесь двадцать лет, но упрямый север так и не смирился. Только затих ненадолго под бременем двойных и тройных налогов, запретов, постоянного надзора церковных орденов.

«Восемьдесят тысяч, — подумал Марк. — Или девяносто? Или сто?»

Генерал де ла Валле поспешил вниз — выслушивать разведчиков, собирать офицеров, пытаться вместе понять, что делать, и как же подобное вообще могло случиться.

Все происшедшее воняло похуже, чем сточные канавы Орлеана. Слишком уж удачно было выбрано время для атаки. Нападавшие прекрасно знали, что на смену Северной армии движется Западная. Знали — и ударили ровно в тот момент, когда Западная еще была беспомощна: пять тысяч человек в авангарде, и еще пятнадцать на марше, только переправляются через Сену.

Готовящееся нападение для столицы сюрпризом не было. Канцлер д'Анже получал копии каждого тайного письма герцогу де Немюру. Назначено выступление армии Франконии было на сентябрь, о численности тоже знали заранее: тридцать пять тысяч.

Как франконцы собрали подобное полчище? Почему герцогу де Немюру из Трира писали совсем о другом?..

Вспомнив герцога де Немюра, Марк невольно опустил ладонь на рукоять шпаги. Увы, о том, чтобы свести в одной точке острие клинка и горло де Немюра, можно было лишь мечтать: в жилах мерзавца текла кровь королей Аурелии. Поплатиться же жизнью за подобное счастье граф де ла Валле себе позволить не мог.

За главу партии «длиннобородых» расплачивалась его свита. Ревностные вильгельмиане, считавшие куаферов служителями Сатаны, ибо те, якобы, уродовали образ Господень, следовали Писанию как-то… выборочно, с пятого на десятое. Марк навсегда заткнул рты двум десяткам юнцов и зрелых мужей, и успел бесконечно устать от петушиного задора, от брошенных в лицо оскорблений, за которые нужно требовать удовлетворения… Столица вспоминалась как череда поединков, и — проклятье! — едва ли не каждый назначался на раннее утро.

Порой Марку казалось, что «длиннобородые» составили против него надежный, разумный заговор, упорно мешая выспаться и уповая на то, что рано или поздно граф де ла Валле совершит ошибку и пропустит удар. Пока что удача была на его стороне, но сколько это еще могло продолжаться?

Сам вечно опальный герцог, женатый на франконской принцессе, рук своих шпагой не отягощал. Вокруг де Немюра хватало преданных соратничков, готовых раз за разом тявкать на Марка, служившего заклятому врагу де Немюра — канцлеру Аурелии. Они не оставляли надежды избавиться от «епископского пса».

Герцога де Немюра, дважды обойденного, несмотря на старшинство, в престолонаследии, во Франконии почитали законным королем, а земли Аурелии — по праву принадлежащими Франконии. Слава Богу, Папа Ромский думал несколько иначе, а в Равенне при дворе короля Тидрека говорили, что скорее Ад замерзнет, чем еретик займет престол Аурелии. Один раз это оказалось весьма кстати: двенадцать лет назад, когда король Генрих умирал, не оставив наследника, у сына его старшей сестры уже всерьез собирались поинтересоваться, стоит ли Орлеан мессы. Не пришлось: на престол при поддержке Толедо взошел сын младшей, Людовик, отец нынешнего короля. Брак с толедской принцессой семь лет не приносил плодов, и наследником считался де Немюр, что могло стоить ему жизни — но козлобородый герцог выкрутился и на сей раз, женившись на Урсуле Франконской. Теперь, случись с ним что, северные соседи потребуют для начала его земли, а потом и трон Аурелии.

Партию «длиннобородых» противостояние католических держав только убеждало в своей правоте. Марк не один десяток раз успел пожалеть, что не разделял отцовской твердости в вере. Коннетабль поговаривал, что единственно надлежащий для всякого вильгельмианина надел — могила за оградой церкви, а лучшее горячительное — адская смола. Отправляя в Ад очередного оскорбителя, граф де ла Валле и про себя, и вслух вспоминал эти слова.

Выловив еще одну мелочь, генерал усмехнулся. Пожалуй, только вильгельмиане не считали, что епископ Ангулемский и его «пес» недостаточно набожны. Архиепископ Тулузский думал иначе. Младший брат покойного короля, преданный слуга Церкви и некогда соратник коннетабля не раз громко сокрушался о том, что из всех отцовских качеств Марк унаследовал только пороки. «Дуэлянт и распутник», честил графа де ла Валле архиепископ. Подразумевал — «безбожник и слуга безбожника».

Безбожниками архиепископ Тулузский почитал всех, кто не требовал, скрежеща зубами, крови вильгельмиан. Всех, кто считал, что бесконечная резня на собственной земле — вовсе не то, что требуется Аурелии. Марка печалило лишь