Litvek - онлайн библиотека >> Валентин Викторович Лавров >> Исторический детектив >> Ненависть вождя и любовь разбойника >> страница 5
блюда). Готовится он в виде фаршированного рулета, будет, сплошное упоение чувств-с!


* * *
Свистнули извозчика и вскоре оказались в Сокольнической глухомани на проезжей дороге. Саженях в двухстах справа светились окна бывшего спортивного общества «Санитас». Теперь лыжников разогнали, лыжами печи истопили, и там обосновался большевистский Сокольнический районный совет.

Порой мимо проносились сани — то лошадки развозили москвичей по ресторанам и зимним дачам. Разбойники вглядывались вдаль: не засветятся ли фары авто?

Минут через двадцать, когда все изрядно замёрзли, за изгибом дороги сквозь деревья блеснул, пропал и снова ещё ярче заблестел приближающийся и быстро увеличивающийся свет фар.

Яшка весело сказал:

— Вот она, долгожданная, тележка наша! — выдернул из-за пояса револьвер и вышел на дорогу.

Барин хрипло крикнул:

— Все выходь, перегораживай! А то мимо проскочит! — и выскочил за Яшкой.

Рядом с ним встали Васька Зайцев, Конёк и Лягушка. Замахали руками:

— Стой! Стой!

Авто неслось, не снижая скорости.

ДУРНЫЕ ПРЕДЧУВСТВИЯ

Утром памятного дня в кремлёвскую квартиру Ленина зашла его сестра Мария. Несмотря на ранний час, Ильич сидел за рабочим столом и что-то быстро писал бисерным неразборчивым почерком.

Мария сказала:

— Володя, сегодня Сочельник, большой праздник. Надо бы навестить Надю в больнице… Базедова болезнь замучила.

— Поповский праздник? Тьфу, Машенька, чего ты мелешь! — Ленин часто заморгал. — К тому же я был у Нади на прошлой неделе. Отдельная палата, Бонч-Бруевич хорошее питание обеспечил, врачи внимательные, Надя ходит весёлая. Нынче я катастрофически занят, минуты нет свободной, в туалет бегом бегаю. Поднялся спозаранку, тысячи проблем, пытаюсь что-то решить.

— Сегодня праздник, отдохнул бы…

— Какой в задницу праздник! В стране разруха, люди мрут от голода! Преступность, насилия. Вот-вот вся Россия на дыбы встанет. Поезжай, Машенька, сама. Гиль без дела киснет, тебя отвезёт. Скажи Бончу, он соберёт корзину с деликатесами и фруктами. А я, прости, не могу, и точка! Завтра, может, съезжу.

— Завтра нехорошо, потому как Рождество. Люди будут смеяться: «Вождь мирового пролетариата — атеист, а поехал с поповским праздником Миногу поздравлять!» Сегодня, поверь, это приличней! И свежим воздухом подышишь…

Ленин поморщился, но ничего не сказал. Ему неприятно было слышать кличку «Минога». Коллеги навесили кликуху на Крупскую, которую почему-то не любили. Ильич подумал: хорошо, что хоть не помянула поклонницу свободной любви Инессу Арманд.

Ленина томили тяжёлые предчувствия, ехать совершенно не хотелось. Но он пересилил себя, вздохнул, хлопнул ладошкой по столу:

— Чёрт с тобой! Зудит, зудит: «Поехали, поехали!» Ну, поехали. Распорядись с отъездом в четыре часа. Пообедаем и тронемся.

* * *

Началось всё хорошо. В четыре часа шофёр Степан Гиль подвёл авто к подъезду. В авто сели сам Ленин, сестра его Мария Ильинична и здоровый мужик Иван Чабан — охранник. Ещё загодя с провиантского склада погрузили в багажник корзину. В неё положили фаршированную крабами и капустой стерлядь, сырокопчёную колбасу, эклеры, бутылку крымского кагора и фрукты.

Авто выехало на Лубянку, оттуда по Мясницкой спустилось через Орликов переулок к трём вокзалам, а там — Краснопрудная, Сокольники, больница в двухэтажном доме среди густых деревьев.

Ульяновы пробыли возле Крупской минут пятнадцать и тронулись в обратный путь.

Уже изрядно стемнело. Дорога шла через Сокольнический лес, пустынная и накатанная. Гиль нёсся на большой скорости.

— Степан, ты очумел! — Мария Ильинична постучала в стекло, которое отделяло пассажиров от водителя. — Скользко ведь, сверзимся в кювет!

Заметим, что шофёра при рождении записали не Степаном, Станиславом. Он был поляк и в прошлой жизни на этом же авто возил супругу государя — императрицу Александру Фёдоровну. После революции его хотели как пособника старого режима расстрелять, но Ленин распорядился: «Пусть меня возит на царском авто! Он умеет водить и чинить!»

Сейчас Ленин успокоил сестру:

— Ничего, хорошо! Гиль знает, как везти!

Ленину льстило, что его возит царский шофёр, да на царском авто. Но нынче у него было дурное предчувствие. Ленин знал, что в этих лесистых местах даже днём шалят банды: хотелось скорее выехать на широкую и людную Краснопрудную улицу.

ЗАБЛУЖДЕНИЕ ВОЖДЯ

Вдруг Гиль крикнул:

— Люди на дороге, вооружённые! — и ещё более добавил газа.

Гиль успел вильнуть рулём. Он ловко объехал подозрительных людишек и теперь катил по пустынному шоссе.

Владимир Ильич лихорадочно долбил в стекло:

— Остановись, мать твою! Буркалы разуй! Тормози, Степан! Патруль это, стрелять начнут… Узнай, что им нужно!

— А если бандиты? — И жал на газ.

Ленин испуганно кричал:

— Стёпка, куда тебя несёт, леший! Остановись!

Для чего надо было останавливаться, осталось исторической загадкой.

Гиль ударил по тормозам, авто понесло боком, и оно едва не свалилось в кювет.

Сзади, отстав сажен на сто, бежали люди. Они размахивали оружием, кричали:

— Стой! Стрелять будем!

Ильич успокоил Марию:

— Меня народ любит! Мне вчера о том Лёва Троцкий рассказывал, он знает. Даже если это грабители, покажу документ, отпустят с почестями. Ленина народ любит потому, что счастье несём трудящимся. Степа, дай задний ход. Что ж пролетарии будут бегать?

Ленин не лукавил, он искренне верил в то, что говорил. Ленин не был дураком, но он жил в замкнутом пространстве, кроме приближённых никого не видел и правду не ведал. Он и Крупская никогда не ходили пешком. Люди о них знали лишь по газетам. Зато людей, которыми правил, Ленин не знал вовсе. Это не было виной Ильича. Это было его бедой, как и всех правителей во все времена.

Приближённые постоянно льстиво жужжали в уши о его гениальности и о якобы всенародной любви к нему. Партийные газеты были заполнены славословием. Поэты, поражённые болезнью пресмыкательства, сочиняли хвалебные стихи. Прозаики не отставали от них.

Владимир Ильич хотел показать, что его боготворят все, даже бандиты. Он искренне жаждал добра миллионам людей и наивно полагал, что миллионы это понимают и отвечают ему обожанием.

На деле никакой любви не было, а была всеобщая ненависть к предводителю тех, кто нарушил мирную сытую и спокойную жизнь ради какого-то химерического «светлого» будущего.

Гиль послушно дал задний ход, и авто поравнялось с преследователями.

Рослый парень потянул за ручку, дверца отхлопнулась. Парень ухватил Ленина за