гражданских битв, — нетопыриные пляски смерти, — все вдруг откатилось далеко-далеко, стало великим вчера.
Дыня плывет по комнате, благоухает теплом и солнцем, дышит свободной утренней степью, разносит сладкие спелые ароматы, неся в себе настающее завтра.
И не голос ли завтрашнего героя слышится мне:
— Долго же вы спали, сердешные. А я вам дыню с бахчи принесла. Пора уж нынче и за работу. Чай, не придут больше.
Слова женщины возвращают меня к ночлегу.
«Но ведь ключи-то были у нас», — думаю я.
Краска заливает мое лицо. Я весь горю от стыда и, смущенный, смотрю в пол.
Я смотрю в пол и замечаю, что ноги у женщины толстые, загорелые и тугие.
1931 г.
1931 г.