психотерапевтов, как бросить курить.

Наконец, я с горечью понял: все отцы-основатели НЛП несут околесицу. Разница между ними заключалась лишь в степени наукообразия и в умении пудрить мозги читателю.

НЛП стала превращаться в моих глазах в пустышку. В лже-науку, подобную астрологии, гаданию на картах и черно-белой магии.

Я разочаровался в Унгусе и его последователях.

Тем не менее, детские мечты продолжали морочить мою упрямую башку вплоть до окончания школы. Иначе как объяснить тот факт, что я поступил на психологический факультет? Кроме того, стало ясно: если словесное программирование возможно, то, чтобы овладеть им, чтения сомнительных книжонок недостаточно.

Для начала следовало изучить всё, что было открыто в этой области человечеством до меня.

И я с головой окунулся в штудирование великих и гениальных. Фрейд, Павлов, Выготский и прочие классики психологии делились со мной своими теориями и гипотезами относительно устройства психики человека.

Не пренебрегал я и «практическими занятиями». Регулярно посещал шоу различных «публичных психотерапевтов». Прикидывался смертельно больным, чтобы получить консультацию «магов» и «целителей».

Но секрет Слова по-прежнему был скрыт от меня за семью замками.

Самое удивительное — за все это время я никому не проговорился о своих тайных изысканиях. Во-первых, я с детства был замкнутым, и мне удалось не завести друзей, которым следует доверять все свои тайны.

А во-вторых, я боялся, что любой, кому я расскажу про «программирование людей», просто-напросто высмеет меня или примет за ненормального.

Тем более, что для этого были все основания.

Я перепробовал на своих знакомых кучу формул и заклинаний — отчасти позаимствованных мною у других, отчасти придуманных мной самим. Они были разной направленности, эти неуклюжие попытки управления чужим поведением. Никаких сногсшибательных результатов я, собственно, и не добивался, полагая, что в этом деле, как и в любом другом, начинать надо с мелочей и постепенно развивать успех.

Мой метод основывался на простом допущении. Чтобы управлять людьми, необходимо ввести их в определенное психологическое состояние. Рассмешить или заставить плакать. Вызвать легкую грусть или радость. Породить в их душе неприязнь к кому-нибудь — в том числе, и к самому себе.

На следующем этапе надо научиться усиливать эти состояния, доведя их до максимума. Улыбка должна перейти в гомерический хохот, грусть следует превратить в истерику, а неприязнь надо развить до исступленной ненависти. Когда «объект» достигнет апогея психосостояния, задача «программиста» будет сводиться лишь к тому, чтобы подтолкнуть его в нужном направлении — и тогда он будет твоим игрушкой, марионеткой, рабом…

Поначалу было легко. Вызвать даже у незнакомого человека на лице улыбку не так уж сложно. Для этого порой и никаких слов не надо. Достаточно скорчить смешную гримасу или поведать незамысловатый анекдот.

Немного труднее обстояло дело со слезами. Особенно если объект эксперимента был мужского пола. И не родившийся под знаком Рыбы интеллигент, над которым издеваются все кому не лень, а грубый мужик с огрубевшими от лома и лопаты ручищами, плакавший в последний раз лишь в момент своего появления на свет. Расскажи такому какую-нибудь душераздирающую историю — а он лишь недоверчиво усмехнется и, максимум, ругнется трехэтажно.

А попробуйте внушить соседке по коммуналке Екатерине Ивановне, до самой пенсии проработавшей уборщицей в райкоме партии и посему ставшей убежденной коммунисткой, что на ближайших выборах она должна проголосовать за кандидата от своих идейных врагов!..

Между тем, увлекшись практической отработкой своей идеи, я безнадежно запустил учебу (впрочем, к тому времени психологическая наука перестала меня интересовать, поскольку я видел в ней лишь стремление маскировать умными словесами полное отсутствие практической пользы) и на очередной экзаменационной сессии был с позором изгнан из альма-матер.

В следующие три года я поменял множество мест работы. Кем я только ни побывал!.. Иногда меня спасала справка о неполном высшем образовании, великодушно выданная на прощание в деканатом, и тогда я устраивался в очередную «фирму» — чаще всего, рекламную или промоутерскую — откуда либо уходил сам, либо меня вышибали с треском. «За полную профнепригодность»…

Это была какая-то даже не черная, а мутно-грязная полоса в моей жизни. Я научился пить не закусывая и не пьянея с кем попало и где попало, я познал все так называемые прелести современной жизни, я опустился на самое дно общества и привык к мысли о том, что у меня никогда ничего не будет — ни денег, ни счастья, ни власти над людьми.

Наверное, так я и сгинул бы окончательно, раздавленный тяжким крестом искателя чуда, если бы однажды не случилось нечто такое, что заставило меня забыть о всех неудачах и вновь вернуться к своей давней затее.

* * *

Мне казалось, что Синичка мне не поверит, приняв мои слова за тупую шутку или попытку ее заинтересовать (собственно говоря, так оно и было), но вместо того, чтобы сказать что-нибудь вроде: «Это не смешно» или «Вы сами-то себе верите?», она вдруг взмахивает своими пушистыми ресницами и на полном серьезе осведомляется:

— Для чего?

— В смысле? — не понимаю я.

— Вы только что заявили, что программируете людей, — поясняет она. — Вот мне и интересно знать, для чего вы их программируете. Ведь, согласитесь, у каждой компьютерной программы есть какое-то предназначение. Это может быть игра, выполнение каких-то операций, которые не под силу человеку, средство для создания книг, фильмов, наконец… А люди-программы — ради чего?

А она не так проста, как я думал. Хотя вовсе не похожа на интеллектуалку. Можно подумать, что она меня старше лет на десять, а не наоборот.

Ну и что теперь? Выложить ей всю правду о себе? Или начать отшучиваться, притворяться дураком и врать, врать, врать?.. Боже, какой я идиот: сам себя загнал в тупик!

— Послушайте, — фальшиво-бодрым тоном воскликаю я, — а не пойти ли нам искупаться? А то ведь поджаримся на этом солнце, как два бифштекса!.. В конце концов, на пляже люди обычно купаются и отдыхают, а не ведут умные беседы!..

Она на секунду задерживает на мне свой странный взгляд, а потом отворачивается. Словно ее внезапно заинтересовало, как неподалеку компания исключительно мускулистых парней играет в волейбол.

— Извините, но я не могу, — роняет она, не поворачивая головы. — Конечно, вы-то идите, купайтесь, а я… Я лучше посижу здесь.

— Но почему? Обещаю: исключительно для вас вода будет великолепная!