Litvek - онлайн библиотека >> Глеб Егорович Исаев >> Боевик и др. >> Двойник >> страница 4
Андрею: — Узнаешь?

Паренек всмотрелся в лицо на цветной фотокарточке. — Вроде знакомое что-то… — неуверенно протянул он.

— Знакомое? — Семен Яковлевич саркастически ухмыльнулся, порылся в рассыпанных на столе мелочах и отыскал маленькое дорожное зеркало. — А ну-ка, смотри. Ну? Теперь что скажешь?

— Так что, это мой паспорт, что ли? — наконец сообразил паренек. — Пирогов Андрей Сергеевич… — прочитал он. — Не помню… Убейте, не помню.

— А что ты вообще о себе помнишь? — вскинул вверх руки в несколько театральном жесте Кацман и, не дожидаясь ответа, закончил: — Да ничего. Андрюша. Ничего не помнишь. А ведь мы тебя, мы тебя по всему Транссибу разыскиваем. Понимаешь?

— Не очень, — паренек вновь взглянул на паспорт. — А как я здесь оказался, и вообще, кто я?

— Повторяю, — с легкой укоризной вздохнул Кацман. — Ты Андрюша Питерский, неужели тебе это имя ничего не говорит?

Андрей прислушался к себе, пожал плечами: — Нет.

Кацман умильно глянул на паренька: — Да, да!.. Ты и есть знаменитый певец, Исполнитель, звезда, и все такое. А этот суровый господин — твой продюсер.

— Я? Певец? — в голосе Андрея прозвучало явное недоверие. — А вы ничего не путаете?

— Да ты что, совсем?.. — вмешался в диалог продюсер. — Вот, смотри, — он приподнял полку и вынул тугой рулон. Развернул красочный, напечатанный на превосходной, глянцевой бумаге плакат: — Сам смотри.

Андрей всмотрелся в лицо, изображенное на плакате. — Похож. — вынужден был согласиться он с последним доводом. — Ничего не понимаю, певец… — он наморщил лоб, пытаясь осознать невероятную новость.

— Да, Андрюшенька, да! Именно. Я потому и при менте не стал тебе все сразу вываливать, боялся. Хотя, а чего в этом факте странного? Такая же работа, как и прочие. Кто-то шахтер, кто-то военный, а ты певец.

— Я понимаю. Только… — Андрей отвел наконец взгляд от плаката. — Только я ведь не помню ничего. А самое главное… — тут он откашлялся. — Мне кажется, что и петь-то я не умею. Не помню, вернее, не пробовал…

— Давай не спеша. По порядку, — Кацман порылся в стоящей под столиком сумке. — Вот тут одежда твоя, вот бритва, мыло, полотенце. Сходи, приведи себя в порядок, потом перекусим, а потом все остальное.

Андрей встал, неловко прижал к груди красочный пакет с запаянным в прозрачный пластик спортивным костюмом, и озадаченно уставился на свои разношенные тапочки.

— Все, это все снимай и в мусор, — приказал Кацман. — Барахло это выкидывай. "В печку", как говаривал один профессор. Сланцы пока одень, вот… А потом мы тебе все новое купим. Завтра… — он торопливо поднялся. — Вот, что… пойдем, я тебя провожу. Неровен час, опять что-то случится. А в Москве мы тебя в лучшую клинику разместим, в ЦКБ. Там врачи… о-го-го, вылечат.

— Ты думаешь, схавал? — спросил Вячеслав Михайлович, когда Кацман вернулся. Финансовый директор, который стоял у входа в купе и бдительно следил за дверями туалета, в который он перед этим проводил подопечного, пожал плечами: — Скользко, конечно. Нестыковок много. Почему, да что… нормальный, наверняка, не поверил бы. А этот… может, и проскочит. Если его начисто вырубило, кто знает, может, и поверил.

— А с другой стороны, и внешность, и все остальное… — раздумчиво произнес продюсер. — Самое смешное, паренек-то, как я заметил, спортивный. Пластика, опять же, какая-никакая.

— Сейчас я ему пару капель налью, пусть размякнет, потом попробуем и остальное, — Кацман обвел взглядом купе. — Ага, ноут наш бегун, выходит, с собой не взял. Отлично. Там и клипы, и записи остались. Нужно этого потихоньку к завтрашнему концерту приготовить.

— Главное, чтобы он пару-тройку характерных жестов… — Кацман усмехнулся, — "вспомнил", да еще вступительное слово выучил. Усе должно быть реалистично… Поскользнулся, упал… потерял сознание… — прохрипел он, неловко пародируя Папановский голос.

Продюсер, у которого от нервотрепки, наложившейся на легкое похмелье, заболела голова, поморщился: — Знаешь… пойду я в ресторан. Поправлюсь.

— Ага… А я, значит, с ним… мучайся. Жук ты, Слава, — криво усмехнулся Кацман, но, заметив что дверь в туалет наконец распахнулась, оборвал себя.

— Ох… епт… — вырвалось у него, когда паренек приблизился. Теперь, с чисто вымытыми, зачесанными наверх волосами, выбритый, в новом костюме, тот смотрелся настоящим двойником пропавшего исполнителя.

— А ведь, и правда, похож… — прошипел Кацман сквозь зубы, обращаясь к напарнику по шоу-бизнесу. — Ладно, Славик, иди. Только не надирайся там слишком. Помни, у нас еще дел выше головы. Да, и девкам скажи, чтобы нос сюда не совали.

— Да они после вчерашнего в своем купе до самого вечера дрыхнуть будут, — уже на ходу отозвался Вячеслав Михайлович с легким смущением.

Глава 2

Андрей прошел в тесную кабинку вагонного туалета, совмещенного с умывальником, крутанул барашек защелки и замер, глядя в зеркало.

События последнего часа выбили из колеи, наверное, ничуть не меньше, чем все предыдущее. Несколько дней назад, когда он пришел в себя от нестерпимой вони нашатыря и открыл глаза, в голове была кристальная чистота. Ни мыслей, ни воспоминаний, ничего. Только легкое удивление. Правда, потом, когда выяснилась неприятная истина, стало не до смеха. И даже не из-за отсутствия каких-либо воспоминаний. Это как раз вовсе не беспокоило. Ну, мало ли… Тем более, что врач, осмотрев больного, заверил его в полной нормальности. Сохранились и общие знания об окружающем его мире. По просьбе врача Андрей коротко, но без заминки рассказал внимательно следящему за его реакциями врачу о тех событиях, которые происходили в стране и в мире на протяжении последних нескольких лет. Вспомнил фамилию седоволосого президента, приказавшего расстрелять собственный парламент из танков. Легко написал несколько строчек под диктовку врача, но абсолютно ничего не сумел ответить о себе. В памяти не сохранилось ничего. Ни одного, самого малейшего, воспоминания. Врач пожал плечами, прописал несколько активизирующих работу мозга препаратов и оставил непонятного пациента в покое. Захолустная больница, не избалованная кадрами и финансированием, жила куда более понятными заботами. Переломы, отравления, дизентерия и прочие, свойственные подавляющему большинству местного населения, хвори требовали куда большего внимания, чем необъяснимое недомогание беспамятного бродяги. Говоря по совести, главврач и так сделал куда больше, чем мог. Продлил содержание Андрея на казенном коште вдвое от положенного и выписал на вольные хлеба лишь два дня назад. Да и в последующие дни смотрел сквозь пальцы на неоднократные появления его в