телефонный звонок.

Серафим протянул руку и поднял трубку.

— Алло, — сказал Фима.

Это был Анатолий Топчиев, географ. Почему-то голос в трубке зазвучал на всю квартиру, как будто это труба архангела, громогласно и отчетливо.

— Серафим Даниилович! — произнес Толя. — Я получил наследство из Америки, тот самый гонорар доктора Рябинина за гималайскую экспедицию!

— Не может быть!.. — прошептал Серафим, и его потускневший взгляд вновь обрел прежнее сияние.

— Не верите? Точно! И все благодаря вашим стараниям, заботам, благодаря вашим связям с дядей Колей, царство ему небесное, на меня свалилось целое состояние — десять тысяч американских долларов!!! Там, оказывается, в Чейз Манхэттен банке действительно до сих пор хранятся деньги экспедиции Рериха. И они мне безо всякой волокиты перевели по завещанию часть, причитающуюся дедушке, — с процентами! Представляете? Это произошло сегодня после обеда. Вы слышите, Серафим Данилыч? Какая удача! Теперь я смогу купить параплан и фотографировать землю с птичьего полета! Ой, да что я — о себе да о себе? А вам не нужно денег? Вы как сейчас, не нуждаетесь?

Фима по привычке, по обыкновению своему, раз и навсегда заведенному порядку, хотел ответить: нет, не нужно, спасибо, мой дорогой… Но, бросив взгляд на удрученную компанию, собравшуюся у него за столом, впервые в жизни признался:

— Толя, мы нуждаемся. И наши нужды не терпят отлагательств.

— Завтра идем в банк, — решительно сказал Толя, — и берем столько, сколько нужно.

запела Рита.

Небо за окном озарилось невечерним светом, внезапно расцвел на подоконнике бутон амарилиса. Мир перевернулся, поплыл, голоса затихли, смешавшись с далеким гудением тибетских чаш, звоном колокольчиков, звуками цимбал. День закончился. Наступила ночь.

Новоселье праздновали в узком семейном кругу, не стали приглашать кого попало, подумали: потом, когда отремонтируем квартиру, постелим полы и водрузим унитаз, позовем всех наших друзей.

А пока Тася и мальчик сидели во главе стола, счастливые, притихшие, и любовались мыльными пузырями, игрой радужного света на их боках.

— Это мне мама прислала баночку мыльных пузырей, — улыбнулась Тася. — Я всегда их просила у Деда Мороза.

Мы подарили им самое дорогое, что у нас было, — дубовый стол «Анаконда», дабы его нестареющая мощь, крепкие ноги и сияющая столешница (мы предварительно ее навощили и отполировали) могли послужить еще не одному поколению. Кеша обойдется раздвижным кухонным столиком, который скромно тулился в коридоре, пока на кухне царила «Анаконда».

От себя лично, в качестве отцовского благословения, он преподнес ребятам проигрыватель «Вега» с колонками.

— Пусть молодежь пользуется, им нужнее, — благородно сказал Иннокентий. — В конце концов это они у нас едут на ярмарку. Мы-то уже едем с ярмарки…

— Так и не доехав до нее, — благожелательно пошутил мальчик.

Мы уселись вокруг многоуважаемого стола на древние стулья Риты с Фимой. Доблестный дед Степан получил их в подарок от Октябрьской революции. В 1917 году во время штурма дворца князя Константина Романова рабочие и крестьяне экспроприировали эти стулья «у буржуазии». В минувшем столетии на них сидели гости Степы — Дмитрий Ильич Ульянов, младший брат Ленина, бессменный секретарь вождя Елена Стасова, пламенная Инесса Арманд, хирург Спасокукоцкий…

Вместе с медной люстрой в виде изогнутых стеблей озерных лилий рыжеволосый и лучезарный Степан подарил эти стулья Рите с Фимой, когда они переехали на новую квартиру в Черемушки. Там сиживали на стульях из дворца не менее яркие личности, гости Серафима и Маргариты: чубатый лейтенант Роберт, его жена Лючия Ивановна, модистка, радиожурналист Поплавский, член партии с двадцать второго года, возлюбленная Есенина, хотя и старенькая, а симпатичная учительница Шаганэ, Рокотов Сергей Аполлинариевич, дипломат и по совместительству шпион, как потом выяснилось, артистка Ляля Черная и ее муж Моисей Рыбак, специалист по арго, Юрий Визбор, да кто только не ходил к ним в гости и не сидел на этих стульях, много замечательного народа, хороших и добрых друзей.

Ушли гости, ушли насовсем, опустели стулья, стоят в ожидании у стен, и потому решили Фима и Рита передать молодоженам эти стулья — пускай старые, но еще крепкие. Грациозно изогнутые ножки твердо держали седоков, не качались, паплиновую красную обивку поменяли недавно, всего-то пятнадцать лет назад.

— Будут стулья — появятся гости, — крылатыми словами сопроводили Рита с Фимой свой подарок.

Остальную мебель купили в «Икее», новенькую, из свежего дерева, сработанную заботливыми руками потомков викингов. Особенно хороша была этажерка, на которой стояло несколько книг буддийской направленности. Как ци, сгущаясь, становится веществом, а истончаясь, духом, так мальчик покинул продуктовую ниву и стал работать в издательстве, которое продвигало буддизм в нашей увязшей в сансаре стране.

Иннокентий откупорил бутылку шампанского. Тася приготовила пасту — макароны с креветками, жареными помидорами, чесноком, зеленью, а сверху полила настоящим японским соусом в честь Потеряича.

Я тоже на радостях испекла пирог — все плоды, собранные мною за жизнь с древа познания, вложила я в начинку этого пирога, аккуратно нашинковав, нажарила лучку, тщательно перемешала, только бы не пригорело!..

— Какая у меня девочка стала большая, — с гордостью сказала Рита, — ей уже пятьдесят лет!..

Серафим, свободный ото всех тревог, сидел за столом в фирменной толстовке из вельвета в своем непостижимом могуществе.

— Ну все, — сказал он, поднимая бокал. — Теперь давайте, живите, как говорил мой дедушка Тевель: «Да будет воля Твоя, Отец, чтобы мы увеличивались и размножались, как рыбы».

Еще когда играли свадьбу на Красную горку, мальчик и Тася тревожились, как Фима будет выглядеть после удаления блямбы на их бракосочетании? Фима предложил им россыпь вариантов на выбор: или он будет с перебинтованной головой, словно командир Щорс, раненный на Гражданской войне, или с необъятным пластырем на макушке, или наденет камилавочку, оставшуюся в наследство от дедушки Тевеля. Но только при этом отпустит пейсы.

— Да ходи уже просто так, безо всего, — упрашивал его мальчик. — Чтобы нас не позорить.

— Не могу, — отвечал Серафим. — Подумают, что меня казак шашкой рубанул.

— Ерунда!

— А вдруг пойдет дождь? — беспокоился Фима.

— На этот случай человечество сделало изобретение, слышал когда-нибудь? Зонт называется.

Но Фима все