вначале мы, как всегда, – вмешался главный советник, – должны поприветствовать короля.
Зазвучал гимн, и, когда под сводами дворца растаяли последние звуки, все в порыве воскликнули:
– Да здравствует ваше мышиное величество, да сгинут все лягушки!
Квак набрал полную грудь воздуха и выкрикнул:
– Да здравствует я, да сгинут все... – Он поозирался, вжал голову. – Да сгинут все лупоглазые.
Король протянул руку, чтобы вывести принцессу на середину зала, но в это время появились те самые три пары, танцующие свой расхристанный канкан. Правда, сейчас они были в масках.
И сколько ни понатолкалось вокруг народу, все постепенно были втянуты, словно смерчем, в этот безумный кенгуриный танец. И все старались перепеть, перекричать, переорать, перевизжать друг друга.
Квак стоял в стороне и смотрел на бешеный калейдоскоп рук, ног, носов, ушей, оскаленных в улыбке (но в улыбке ли?) зубов. Лиц он не различал. Повсюду мелькали маски, маски, маски. Королю стало страшно. Что это бурлит и кипит, клокочет и разливается?.. Тысячеголовая гидра?.. Извержение из преисподней?
– Играйте ламбаду, – произнес он, но его никто не слышал.
Темп сумасшедшего танца нарастал. Музыка оглушала, от нее уже лопались барабанные перепонки в ушах.
– Но это же не ламбада, – попытался проговорить он, да не смог услышать самого себя.
Король почувствовал, как противные колючие мурашки забегали, запрыгали по всему телу. И чтобы избавиться от них, а заодно и от предательски подкравшегося озноба, Квак бочком-бочком и тоже воткнулся в разбушевавшийся хоровод.
– подпел Квак, и стало ему легко, как в родном болоте.
Мы мы-ши,
Мы мы-ши,
Мы мы-ши,
Счастливая наша земля.
Мы любим,
Мы любим,
Мы любим
Прекраснейшего короля.
Мы мы-ши,
Мы мы-ши,
Мы мы-ши,
Счастливая наша земля...
Мы любим,
Мы любим,
Мы любим
Прекраснейшего короля...