время, садился читать. Маленький, худощавый, с мокрым взъерошенным ежиком на голове, в такие минуты со стороны он выглядел довольно потешно…

А Виктор играл в домино и философствовал:

— Я еще со школы не переношу таких, которые до всего задним местом доходят, высиживают… Я, бывало, в школе на уроках все на лету схватывал, никогда даже в учебники не заглядывал. Я лично так считаю: если у человека есть способности, так уж есть, а нет — так нет, тут уж ничего не поделаешь…

— Верно, верно ты говоришь, — отвечал его постоянный партнер Саша Лисицын, — только зачем ты, скажи на милость, все «азики» ставишь, не видишь, что ли, что я на «азиках» еду?..

…Подошла к концу осень, выпал первый снег, и Глебу из дома прислали багажом лыжи, набор лыжных мазей и даже самый настоящий спортивный секундомер. Лыжи были красные с голубым, не то финские, не то польские, — конечно, во всем полку ни у кого больше не было таких лыж.

«Чемпиона из себя изображает, — думал Виктор, — мало ему было лыж в полку…»

Теперь Глеб больше не прыгал через скакалку, не вертелся на перекладине, а по вечерам, отпросившись у сержанта, брал свои красно-голубые лыжи, брал свой пижонский секундомер и уходил из казармы. Возвращался он чаще всего недовольный и делал у себя в блокноте какие-то пометки, записывал какие-то цифры…

И этот блокнот, и секундомер особенно раздражали Виктора, и он обрадовался, когда на полковых соревнованиях Глеб занял только пятое место. И хотя Глеб старался не показывать, что расстроен, от Виктора скрыть это было не так-то просто — он ясно видел, как вытянулось от огорчения лицо Глеба.

Разговаривали они теперь все реже.

Но по ночам Виктор по-прежнему просыпался от далекого грохотания двигателей и ругал себя за безволие, и утешал себя тем, что человек он со способностями, стоит ему только взяться, и все будет в полном порядке, и давал себе слово приняться за тренировки и занятия со следующего понедельника, обязательно, во что бы то ни стало, непременно со следующего понедельника…

Но наступал понедельник, и еще один, и еще, а ничего не менялось…

И вот как-то в воскресенье случилось неожиданное происшествие.

Утром, после завтрака, Глеб, как обычно, взял лыжи и ушел на тренировку. Вернулся он только к вечеру. Он был весь в снегу, и лицо у него было тоже белое как снег. Морщась, он опустился на табуретку и вытянул правую ногу. Солдаты сразу окружили его, но он ничего не мог толком объяснить. Просто он сам не понимал, откуда вдруг возникла эта резкая боль в бедре…

Виктор помог ему дойти до санчасти.

— Допрыгался, — ворчал он, — все в чемпионы небось метишь?

— Плох тот спортсмен, который не мечтает стать чемпионом, — добродушно ответил Глеб, — так, кажется, написано в твоей тетради?..

* * *

Глеба выписали из санчасти через шесть дней. А еще через неделю разрешили ходить на лыжах.

— Только, разумеется, осторожно, — сказал врач. — Никаких тренировок и соревнований. Пока только прогулки. Иначе это может кончиться для вас очень печально. Понимаете?

— Да, понимаю, — серьезно ответил Глеб.

За ту неделю, пока пустовала койка Глеба, Виктор уже успел соскучиться по нему, вся его злость как-то незаметно выветрилась, и, когда Глеб вернулся в казарму, он искренне обрадовался.

В следующее воскресенье они вдвоем отправились на лыжах в тайгу, к зимовью. До зимовья было километров десять, и именно здесь обычно тренировался Глеб. За последние дни снега почти не было, лыжню, проложенную Глебом, лишь слегка припорошило.

Стояла пасмурная погода, в лесу было светло и тихо. И чем дальше они уходили по просеке в тайгу, тем сильнее захватывало Виктора ощущение свободы и беспредельности — такое он испытывал раньше только в море, когда заплывал далеко от берега. Вокруг были лишь вода и небо, и плылось так легко, словно море само несло тебя…

Виктор увлекся и не заметил, как оторвался от Глеба, ушел далеко вперед.

— Ну, нажимай! — крикнул он. — Чего ты там?

Глеб по-прежнему шел неторопливым, размеренным шагом.

— Нельзя, — серьезно сказал он. — Врач запретил. Ты же знаешь.

— Врач, врач… Ты больше врачей слушай! Они наговорят! Ну, давай догоняй!

Но Глеб упорно не ускорял шага.

И вдруг вся прежняя злость, все раздражение разом вспыхнули в Викторе. А он-то еще пошел сегодня вдвоем с Глебом специально, чтобы снова поговорить о летной школе, об их общих планах!

«Вот черт, до чего же трясется над собой! Врач не разрешил. Врач не советовал. Только о себе и думает».

Больше он не оборачивался. Он добежал до зимовья, вошел в небольшую нетопленую, давно покинутую людьми избу и здесь решил дожидаться Глеба. В крошечном, наглухо замерзшем оконце он продышал глазок и тогда увидел далеко среди деревьев маленькую фигуру, медленно продвигавшуюся по просеке.

И вот тут-то и пришла ему в голову эта дурацкая мысль разыграть Глеба. Вернее, в тот момент она вовсе не казалась ему дурацкой. Наоборот, она представлялась ему ужасно остроумной, оригинальной, забавной — вот смеху-то потом будет!

Дальше все произошло очень быстро.

Когда Глеб вошел в избу, Виктор уже лежал на лавке, неловко скорчившись, и стонал. Отвернувшись к стене, он кусал губы, чтобы не рассмеяться раньше времени. При этом он то вытягивал ноги, то поджимал их к самому животу, потом начинал шарить рукой по бревнам стены, вдруг приподнимал голову и снова опускался на лавку.

— Что с тобой? — испуганно бросился к нему Глеб. — Витька, что с тобой?

Виктор пробормотал что-то нечленораздельное. Теперь он обхватил руками живот и тихо постанывал.

— Витька, да подожди… Да что с тобой? — повторял Глеб. — Вить, ну поднимись, слышишь?..

Виктор не отвечал и только мотал головой. Недаром еще в школе он считался первым мастером симуляции — ему ничего не стоило избавиться от любой контрольной.

— Вить, что же делать, а, Вить?

Глеб попробовал поднять его — но куда там! — Виктор был и выше и тяжелее; самое большее — Глеб мог бы протащить его на себе шагов пять, от силы десять…

Чуть приоткрыв глаза, Виктор наблюдал за Глебом. Тот в нерешительности стоял посреди избы.

— Вить, ну, потерпи немного, — повторял он, — потерпишь, ладно?..

Потом он вдруг кинулся к двери. Виктор слышал, как тяжело бухнула наружная дверь, почувствовал, как морозный воздух ворвался в избу.

Он полежал еще немного, потом осторожно встал и на цыпочках подошел к окну.

Возле избы Глеба не было.

Виктор выскочил на крыльцо и тогда уже в отдалении увидел мелькающую среди деревьев фигуру Глеба. Тот вовсю работал палками и бежал не оглядываясь, как на соревнованиях.

— Глеб! —