определенных результатов — тоже.

— Получается, единственное, что мы знаем достоверно, так это то что психика — просто механизм, обеспечивающий адекватный ответ на внешние раздражители. Два вида импульсации и генератор случайных чисел — вот и все.

— Ты все понял правильно. Совокупность механизмов, обеспечивающих проприоцептивную импульсацию, интерорецептивную импульсация и спонтанную импульсацию — это и есть твоя душа. Согласись, скопировать их — дело хоть и сложное, но вполне реальное.

— "Случившееся невозможно изменить…" Ну, что тут скажешь, злая была шуточка.

— Кто бы жаловался! Тело — это дело такое. Наживное. В виртуальной реальности вел ты себя пристойно. Так что, еще не все потеряно. Знал бы ты, сколь редки в вашем мире сколь-нибудь разумные и порядочные люди. С каким трудом приходится отыскивать их и спасать…

Покувыркавшись в созданной ради тебя модели, ты это и сам, наверное, понял. Несмотря на то, что смоделированный для тебя мир был сотворен главным образом, на основе твоих же воспоминаний.

— И что теперь? Все-таки небытие? Не знаю, как вы это сделаете, сотрете ли файл или выключите рубильник, но декорации, смотрю, уже убраны.

— Не кипятись. Даже если бы руководство пришло к такому выводу, в мире мало что пропадает бесследно. Особенно информация.

— "Вначале было Слово".

— А конца пока и не предвидится. Нам интересно другое: как ты сам оцениваешь свои действия?

— Как попытку решения нерешаемой в принципе задачи.

— Чуть подробнее можешь?

— Могу и подробнее. Мне случалось проглядывать уйму макулатуры о том как некто, крутой или обыкновенный — без разницы, вдруг оказывается в давно прошедших временах. И начинает там безудержно резвиться, меняя исторические последовательности на основе своего неполного и крайне недостоверного послезнания.

В основном эти книги служили одной цели — подменить реальность в сознании читателя, заставить его забыть про то, что он по горло в дерьме. И вот какой-нибудь офис-менеджер или спецназер уничтожает толпы врагов, дает советы Сталину или и вовсе царя на троне меняет.

Общее впечатление от таких книг одно — смердящая помойка, на которой читателю по умолчанию предлагается примерить на себя роль главного падальщика. И забыть, хотя бы на время, о том, что вокруг и так есть что разгребать. И для этого в прошлое лезть совершенно необязательно.

Многим такая амнезия остро необходима. Особенно, старшему поколению, виновному в том, что страну, собранную усилиями предков, они попросту спустили в унитаз. И детей вырастили… по образу и подобию. А когда стало доходить, что всю жизнь двигались в канаве, украшенной красиво отформованным дерьмом строго по направлению к кладбищу, стало также понятно, что время-то упущено!

Им стыдно быть быдлом, толпой трусливых самоубийц, они понимают всю свою низость, но психика — механизм весьма гибкий. Потому ищет оправданий, хоть бы и виртуальных. Вот я и подумал…

— Объяснения приняты, — пряча довольную ухмылку в бороде, чуть склонил голову Хаккам.

— Тогда вопрос: что дальше?

— Как что?! Отработаешь! В своем времени, конечно.

— Понимаю, принцип причинности нерушим.

Окружающий мир вновь подернулся серой пеленой. Сначала пропали звуки и вокруг воцарилось абсолютное, доводящее своим совершенством до звона в ушах, молчание. В звенящей тишине, будто сахар в крутом кипятке, истаяли потерявшие краски предметы.

Исчез уютный, заросший буйной южной растительностью внутренний дворик, мощеный вытертыми, желтоватыми от немыслимой древности мраморными плитами. Исчезло апельсиновое деревце с яркими, как спасательный жилет, оранжевыми плодами. Пропали, будто их не было, виноградные лозы, заплетавшие стены до самого верха, пропала сложенная из огромных блоков тесаного известняка стена, фонтан с исторгающими воду львиными головами. Последним померкло солнце, и я вновь оказался там, где совсем недавно был: в самой середке Пустоты.

Снова острое, режущее чувство обжигающего, абсолютного холода и пустоты, скручивающей внутренности в вопящий от боли клубок.

Мгновенная вспышка света, и меня второй раз за день выбрасывает на ковровую дорожку у Восточной мечети. На сей раз — в одной простынке. Той самой, закутавшись в которую я так славно пригубил вино в гостях у Хаккама.

Первым услышанным мною звуком был звук выстрела.

Когда стреляют с небольшой дистанции, не хватает ни силы, ни скорости полностью убрать тело с траектории полета пули.

Описывающее неширокие, сантиметров десяти в диаметре круги, и вдобавок вертящееся вокруг своей оси, покрытое латунью веретено, оставило на простыне аккуратную дырку с черным краем, продавило кожу на дельтовидной мышце, крутанулось внутри тела, и, вырвав кусок мяса, полетело дальше.

По руке будто ударили палкой. Да так, что этот удар отозвался болью во всем теле и заставил меня вновь упасть на ковровую дорожку. Драгоценное плетение, созданное руками лучших мастеров Востока, приняло кровь, практически не изменив цвета.

— Ну, что же вы так?! — выдохнул я после не слишком удачной попытки увернуться нацеленного в грудь кусочка металла.

Простынка при падении сползла и теперь лежала отдельно от меня. Так что, столпившиеся вокруг мужчины в белых коротких штанишках и смешных подобиях халатиков были вынуждены разглядывать абсолютно голого, в синих отметинах от посоха и в довершении всех бед, раненого в плечо парня. В общем, немая сцена.

В глазах у присутствующих читался один и тот же невысказанный вопрос:

— И как прикажете это понимать?!

Приподнявшись на локоть левой, неповрежденной руки, я внимательно разглядывал стоящих передо мной людей, подолгу задерживая взгляд на каждом из них. И видел недоумение, страх и радость одновременно.

Тем временем, унялась текущая вялой струйкой кровь, с тянущим за душу ощущением закрылась рана. Меньше чем через минуту отпал засохший струпик и на плече остался лишь небольшой звездообразный шрам, покрытый молодой розовой кожей.

— Горе, горе мне — принес ветер отчаянный вопль стрелка. — Я осмелился стрелять в Посланца!

Наблюдая за тем, как я барахтаюсь на коврике для мессии, этот тип почему-то не всадил в меня вторую пулю. Явно, у него неплохая оптика, иначе как бы он еще смог оценить скорость, с которой регенерировал мой многострадальный организм.

— Только убиться не вздумай! Ты семье живым нужен! — не вставая, проорал я в ответ. И продолжил играть в гляделки со служителями культа, попутно размышляя на тему о том, в какую оболочку было перенесено сознание почившего в бозе Семецкого Юрия Михайловича, вечная ему