Сергей Анатольевич Горбатых МбурувичА

Посвящаю памяти русских добровольцев, сражавшихся за свободу Парагвая в войне с Боливией 1932–1935 годы.

Глава 1

Утром 10 мая 1932 года, Павел Орлов, по раскачивающимся деревянным сходням, сошёл со старого колёсного парохода на пыльную набережную Асунсьона. Он с удивлением посмотрел по сторонам. Десяток тощих коз щипали жухлую низкую траву у большого кирпичного склада с проломленной крышей. Вдалеке виднелись глинобитные хижины, крытые камышом. На высокой пальме громко орали большие зелёные попугаи…

— Господа! Господа! — послышалось по-русски. — Подходите ко мне! Подходите ко мне!

У покосившегося штабеля, из чёрных гнилых досок, стоял невысокий мужчина с аккуратной бородкой. Одет он был в военную форму цвета зелёных оливок.

— Это, наверное, и есть легендарный генерал-майор Иван Тимофеевич Беляев, основатель русской колонии в Парагвае! — догадался Павел.

— Дамы и господа, здравствуйте! Я, генерал Беляев, от имени президента страны, имею честь приветствовать всех вас на гостеприимной парагвайской земле! — обратился мужчина в военной форме к группе людей, окруживших его.

Подошёл и Орлов. Но он не слушал генерала. Его вниманием завладел хромой босой дед, черпавший воду из реки и наполнявший её деревянную огромную бочку на колёсах.

— Что-то не нравится мне здесь. Что скажешь, Павел? — прошептал, стоявший рядом с ним, бывший капитан дроздовского полка Владимир Маковский.

— Поживём — увидим! — ответил ему Орлов.

Беляев быстро закончил свою вступительную речь, пообещав через день встретиться с ними, группой из пятнадцати человек русских иммигрантов, прибывших искать лучшую жизнь в Парагвае. Затем все, погрузив свои чемоданы и баулы на телегу, пешком пошли в город.

Они шагали по грунтовой дороге, ведь тротуаров здесь не было. Павел Орлов, тридцатисемилетний мужчина ростом один метр девяносто пять сантиметров, широкоплечий, с военной выправкой шёл легко, с любопытством смотря по сторонам.

Земля здесь была почему-то красной. Вдоль улицы, ползущей куда-то вверх, стояли дома, построенные из досок или тонких брёвен, крытые камышом. Редкостью было увидеть кирпичное строение с черепичной крышей.

Стояла жара. Листья деревьев и кустарников сникли под толстым слоем красной пыли. Орлов с любопытством отметил, что окна всех домов не имели стёкол, а просто были затянуты противомоскитными сетками.

Полуголые дети, сидевшие на обочине дороги вместе с тощими, сонными от жары, собаками, открыв рты, глазели на большую группу, необычно одетых для них людей. Женщины в длинных юбках, в белых блузках держали над головами цветные зонтики. Мужчины — в ботинках, в пиджаках и галстуках.

— Павел, мне кажется, что мы не туда попали! — нарочито-удивлённым тоном воскликнул Маковский.

— Да, ты прав! Получается, что ехали к Фоме, а попали к куме! — согласился с ним Орлов.

Маковский, сухощавый сорокалетний брюнет, с тщательно причёсанными волосами, неисправимый циник и бабник, от досады даже кашлянул.

Вскоре они вышли на широкую улицу с булыжной мостовой. По ней, страшно скрипя, медленно ехал допотопный деревянный трамвай, до отказа забитый людьми. Было очевидно, что сейчас они находились в центре Асунсьона. Высокие старинные дома. Вывески банков, витрины магазинов, каких-то контор. Но все они были неухоженные: фасады с облупившейся краской, некрашеными дверями, выщербленными мраморными ступеньками. Большинство прохожих, шагавших по узким тротуарам, были босыми, одетыми в простую одежду из хлопка.

Маковский потёр свой нос с горбинкой, почесал тоненькие усы — «щёточки» и, скривив в ехидной усмешке тонкие губы, заметил:

— Ты смотри, Орлов, это совсем не похоже на то, о чём нам с таким упоением рассказывали в Европе!

Да и правда! Но поживём-увидим! — мудро ответил Павел, хотя у него самого на душе давно уже «скребли кошки».

Среди их группы из пятнадцати русских колонистов, приехавших осваивать земли Парагвая, было всего три холостяка: Орлов, Маковский и Филипп Пахомов, двадцатидвухлетний недоучившийся студент. Им выделили комнату в небольшом кирпичном доме стрелочника железнодорожной станции Хосе Мессы.

Дом находился на краю оврага, заросшего бурьяном. Вокруг — лачуги разного размера, сбитые из досок, и кучи мусора.

Хозяин, обрадованный дополнительному, хотя и небольшому заработку за наём комнаты, стал суетиться. Почёсывая свою лысину, он принялся бегать по дому. Принёс им два больших жестяных ведра с водой. Протянув Филиппу обмылок тёмного цвета и застиранное полотенце, Хосе принялся что-то говорить. Орлов и Маковский уловили только одно слово «пожалуйста».

— Филипп, что сказал этот добрый человек? — поинтересовался Владимир.

Пахомов, который в их группе считался знатоком испанского языка, поскольку долго учил его на специально организованных курсах, почесал свои большие оттопыренные уши и, покраснев от волнения, объяснил:

— Говорит, что вода свежая, речная. Сегодня утром он купил её у водовоза.

— Это очень хорошо! — удовлетворённо произнёс Маковский, снимая свою белую рубашку. — А, ну-ка, Филиппок, полей ка мне!

Не успели они обмыться, как хозяин дома принёс кувшин воды и маленькую тыковку с измельченными зелёными листьями. Из неё торчала металлическая трубка, покрытая в некоторых местах пятнами ржавчины.

Хосе, широко улыбаясь, налил в тыковку воды из кувшина. Затем, сделав маленький глоток, протянул её Орлову. Павел, морщась от брезгливости, пригубил немного горькой жидкости со вкусом ржавчины и передал её Маковскому. В этот момент Месса, взмахнув руками, что-то закричал и выбежал из комнаты.

— Филипп, ты мужчина? Или кто? — поинтересовался Маковский и вручил тыковку Пахомову. — Пей! Потом расскажешь мне о всей гамме вкуса этого местного напитка. Кстати, как он называется?

— Терере или холодный мате, — с видом знатока объяснил Пахомов и с шумом всосал своими большими губами содержимое тыковки.

— А вы знаете, господа, очень вкусно! Горьковатый, но если добавить немножко сахара…

— Ой, простите, совсем забыл! — влетел в комнату хозяин с блюдом лепёшек, — вы ещё не ели ничего! Кушайте! Это лепёшки! Очень вкусные из кукурузной муки. Их моя невеста сегодня утром испекла. Да и сахар к терере я вам совсем забыл предложить.