при этом в Игру. Но в конце-концов он послушно возвращался к ней.

Да, сегодня он обязательно должен сыграть в Игру, нечего здесь рассиживаться, а кроме того, неизвестно почему, Игра лучше всего удается в теплые ясные дни.

Он выбрался из дома так быстро, как только мог. Сначала он спутал то место с домом, в котором было такое же расположение комнат, но еще запасные выходы наружу. Потом он вспомнил дорогу и, как только мать чем-то занялась, он метнулся в погреб и, подставив старое кресло, выбрался через окно на клумбу. Пройдя через двор соседей, он повернул на Флорад-авеню, узкую мощеную улочку. Дальше начинался лес, вплотную подходящий к кладбищу. На сером холме, возле леса, он встретил жуткую черно-пегую собаку-дворнягу, которая догоняла его, скаля зубы. Джимми ускорил шаги, избегая встречи с ней. И только добравшись до леса, он ощутил себя, в тени стволов и листьев, в полной безопасности. Сейчас он двигался медленнее. Увидев первое надгробие, покрытое землей, заросшее зеленым мхом, он похлопал по нему, словно лаская пса. Он был здесь, на кладбище, именно тут все и началось. Здесь он в первый раз начал играть в Игру. Двигаясь с непринужденной легкостью, он поднялся к поросшему травой холмику, который подобно короне выступал среди окружающих его деревьев — самое высокое место на кладбище.

Кладбище не производило на него своего магического воздействия. Он никогда не боялся призраков и вампиров, даже ночью, хотя часто приходил сюда в это время суток, чтобы посмотреть на небо, пробивающееся сквозь кроны деревьев, сплетенных, словно пальцы волшебниц. Он представлял себе, что вокруг, словно в лесу, бродят чудовища и динозавры, что в ветвях азалий прячутся пираты… Но это была только забава, которая приводила его в настроение, необходимое для самой Игры, и когда он взбирался на травянистый холмик, с которого видна вся округа, он все это отбрасывал, словно шелуху от семечек.

Джимми стоял ошеломленный, ощущая, как теплые лучи солнца гладят его по голове, тихо дыша и вслушиваясь в птичий щебет и протяжные вздохи ветра в листьях деревьев. Небо было голубое и ясное, а река Саскуиханна блестела внизу, как большой уж, извиваясь среди холмов и бросая серебристые отблески.

Он медленно готовился к Игре. Как это было в первый раз, когда он начал ее случайно, не отдавая себе отчета в том, что делает, не понимая, что это за Игра? Все ли выглядело так, как сейчас? Он пришел к выводу, что тогда солнце было ниже, небо было синее, а на востоке собирались облака. Он мысленно пробежался по ландшафту, словно просматривая листы карт, пока не нашел нужную.

Небо послушно потемнело, но форма и вид облаков были не такие, как нужно, он начал искать, пока не нашел соответствующие. Было как будто немного прохладнее и дул легкий ветерок…

На этот раз все было просто, но он должен был достичь всех тончайших изменений. В Саутсайде было четыре трубы или пять? Четыре, решил он и убрал одну. Радиовышка находилась на вершине того холма или этого? Мост через реку был на углу Кедар-роуд? А может, вблизи знака «ЭССО»? За это время его голубая рубашка стала желтой, но он изменил ее еще раз, сделав красной в желтый горошек. Там стоял киоск с мороженым? Он подумал и решил, что нет. У него опять была темная кожа, а волосы прямые… Кладбище было огорожено железной сеткой или зеленым забором? Была ли слышна фабричная сирена? Чувствовался ли в воздухе запах серы? А может быть — сосны?

Он работал над этим до изнеможения, а потом спустился с холма.

Торговый центр остался там-же, но школа и спортплощадка исчезли, уступив место знакомым виллам с мансардами. Это означало, что он был близок к цели. В этот вечер его дом находился на Шуберт-стрит, на несколько домов дальше от того места, где он проснулся сегодня утром. Было два, а не три этажа, что соответствовало его воспоминаниям о том периоде, когда он впервые начал играть. Перед домом стоял «вольво», не тот, который он помнил, но все же лучший чем «бьюик» из сегодняшнего утра. На легковом стекле легковушки был прикреплен знак паркинга в Эндикотте, а на сидениях лежали книги о компьютерах Вестона. Все это означало, что он спокойно может войти в дом — сегодня вечером его отец не будет сильно пьян.

В гостиной отец оторвал взгляд от «Выдающихся сражений Запада» Фуллера, которые он читал, и пробормотал:

— Привет.

— Здравствуй, папа, — ответил ему Джимми.

По крайней мере, на этот раз отец был чернокожим, таким, каким и должен был быть, хотя… гораздо чернее, чем Джимми помнил. Но у него были курчавые рыжие волосы, такие же, как были у того человека утром…

Мать вышла из кухни. На этот раз она была очень щуплой, но высокой, у нее был маленький курносый носи, глаза голубые, а не карие, и волосы более светлые…

— Умойся перед едой, — улыбнулась мать, и Джимми поплелся в ванную, чувствуя, как очередная волна отчаяния охватывает его. Это была не его настоящая мать и не его отец. Уже много раз Джимми был так близок к истине. Но всегда какая-то маленькая особенность все изменяла, она говорила о том, что этот правдоподобный мир среди миллиона миров не был тем, с которого Джимми начал. И вот сейчас этот мир не был его домом.

Но ему все же удалось достичь определенных результатов. По крайней мере, это не был мир, в котором его отец умер, или взорвалась Бомба, или мать умерла от рака, или стала наркоманкой, а отец — алкоголиком… или фашистом, или бандитом…

На сегодня ему вполне хватит этого мира. Он устал…

Завтра утром можно будет снова начать Игру. И в какой-нибудь из дней он обязательно найдет их!