Леам-беат-Шаас отказался рассматривать диссертацию? Каждый день выставлять себя идиотом?
Эта короткая эмоциональная речь отняла у больного слишком много сил. Салем устало опустил веки. В ушах снова раздались раскаты грома…
Довольно долго барон фон Штосс раздумывал над полученным ответом. Потом вздохнул и совершенно нейтральным тоном произнёс:
– Что ж, возможно, ты и прав…
Услышав удаляющиеся шаги, умирающий сделал над собой титаническое усилие и снова разлепил губы.
– Будь ты проклят, – произнёс он едва слышно, но Ламберт остановился, так и не достигнув двери. Обернулся.
– Благодаря тебе я – некромант, восставший из мёртвых, – сказал маг без тени ненависти. – Я уже проклят. Прощай, Салем. Спи с миром.
Вместо ответа из горла стихийника вырвалось только глухое рычание. Должно быть, какой-то из красных собак…
Сумеречный Предел, Вечность Северин Эрлинг находился в замке Чёрного Дракона. Вернее сказать, в отражении оного замка, распространявшемся на Мир Мёртвых. И поскольку Милослав отличался консерватизмом, была эта проекция точной копией оригинала. Чего нельзя было сказать об отражении в зеркале, напротив которого лорд-вампир стоял по правую руку от бога смерти. Вместо этих двоих в серебристой глубине сидели в кресле мужчина и женщина. На самом деле в кресле сидел барон фон Штосс. Жена уютно устроилась у него на коленях. – Он выглядит таким счастливым, – задумчиво произнёс сильнейший маг семи миров. – Он в самом деле счастлив, – пожал плечами бывший чернокнижник. Некоторое время оба наблюдателя молча прислушивались к нежному щебету супругов. – А почему резерв такой маленький? – спросил вдруг Северин. – Эйзенхиэль был потомственным магом, очень сильным. – Пусть скажет спасибо, что вообще что-то осталось, – сухо отозвался бог смерти. – Думаешь, легко было перекроить ауру из антитентуры под здешние условия? Не говоря уж о том, чтобы сделать из вампира человека. – Если честно, я вообще не представляю, как тебе это удалось. Милослав усмехнулся. – Да уж, пришлось попотеть. Хорошо, что я такой предусмотрительный и кроме него оставил в карантине ещё с пяток свежеумерших вампиров. Было на ком тренироваться. – Да, но… – лорд Эрлинг замялся, подбирая слова. – Когда он погиб, ты ведь был здесь. Как тебе удалось предотвратить развоплощение? Чёрный Дракон хмыкнул. – Это твой Альдор диктует свою сентиментальную волю слабым сердцам только по эту сторону перехода. А мне давно уже подчиняются все Миры Мёртвых, до которых докатываются воды забвения. На переход, как тебе известно, требуется время… да и энергии порядочно. Я пытался это как-то обойти, работал со сцепленными квантами… – Я тоже изрядно с ними повозился… пока не понял, что использовать этот эффект для перехода принципиально невозможно. Милослав утвердительно наклонил голову. – Да, для перехода невозможно. Зато это позволило мне сделать внутренние каналы связи абсолютно криптостойкими. Так что я отдал команду своему чиновнику поместить в изолятор богов пятерых обычных и одного не вполне обычного вампира, не опасаясь, что по этому поводу поднимется назойливый вой бессмертных. – Зачем тебе в принципе понадобилось это делать? Ты же ненавидишь вампиров! Бог смерти неопределённо повёл плечами, разглядывая творение своих рук, которое теперь звалось Ламберт фон Штосс. – Он заботился о моей девочке, пока меня не было рядом. И делал это в высшей степени хорошо. И совершенно бескорыстно. Не так часто мне доводиться испытывать благодарность. – А потом? Почему ты ничего не сказал? Ни мне, ни Мелисенте? Милослав повернулся к собеседнику и с несколько наигранным высокомерием приподнял бровь. – Да кто ты вообще такой, чтоб я с тобой разговаривал? – помолчав немного, продолжил: – Ну а сестра… к чему было ставить её перед проблемой выбора? Ваш брак был так хрупок… детей даже ещё не было, – при этих словах Северин едва заметно вздрогнул. А под ехидным взглядом чернокнижника и вовсе помрачнел. – К тому же, вернись наша девочка к вампиру, – продолжал добивать его Милослав, – я проиграл бы спор с Кэролином. И мне не только пришлось бы вернуть трофейный артефакт, но и отдать этому зануде Осколок Вечности. Перспектива малопритягательная. – Ты, должно быть, чрезвычайно повеселился, подсунув царю фейри вампира в качестве внука, – буркнул маг. – Бывшего вампира, – педантично поправил бог смерти. – Но ты прав – повеселился изрядно. Этот олух даже ничего не заподозрил. Для него все смертные на одно лицо. – Кстати, почему он внешне на Эйзенхиэля не похож? – Внешне он похож на барона фон Штосс, как ему и положено. Он ведь не помнит ничего из своей прошлой жизни. Даже Мелисента, когда после самоубийства в чужое тело попала, почти год потратила на то, чтобы выглядеть более-менее прилично. К тому же… имей место внешнее сходство, Антар обо всём бы догадался. Портреты деда он, думаю, видел. – Так ты… и любимому племяннику не поведаешь, с кем он свёл дружбу? – К чему усложнять, – бог смерти щёлкнул пальцами, и в зеркале вместо супружеской пары отразились двое мужчин. – Пусть Эйзенхиэль Элизобарра останется семейной легендой. А Ламберт фон Штосс живёт своей жизнью. Мне кажется, он это заслужил.
Сумеречный Предел, Вечность Северин Эрлинг находился в замке Чёрного Дракона. Вернее сказать, в отражении оного замка, распространявшемся на Мир Мёртвых. И поскольку Милослав отличался консерватизмом, была эта проекция точной копией оригинала. Чего нельзя было сказать об отражении в зеркале, напротив которого лорд-вампир стоял по правую руку от бога смерти. Вместо этих двоих в серебристой глубине сидели в кресле мужчина и женщина. На самом деле в кресле сидел барон фон Штосс. Жена уютно устроилась у него на коленях. – Он выглядит таким счастливым, – задумчиво произнёс сильнейший маг семи миров. – Он в самом деле счастлив, – пожал плечами бывший чернокнижник. Некоторое время оба наблюдателя молча прислушивались к нежному щебету супругов. – А почему резерв такой маленький? – спросил вдруг Северин. – Эйзенхиэль был потомственным магом, очень сильным. – Пусть скажет спасибо, что вообще что-то осталось, – сухо отозвался бог смерти. – Думаешь, легко было перекроить ауру из антитентуры под здешние условия? Не говоря уж о том, чтобы сделать из вампира человека. – Если честно, я вообще не представляю, как тебе это удалось. Милослав усмехнулся. – Да уж, пришлось попотеть. Хорошо, что я такой предусмотрительный и кроме него оставил в карантине ещё с пяток свежеумерших вампиров. Было на ком тренироваться. – Да, но… – лорд Эрлинг замялся, подбирая слова. – Когда он погиб, ты ведь был здесь. Как тебе удалось предотвратить развоплощение? Чёрный Дракон хмыкнул. – Это твой Альдор диктует свою сентиментальную волю слабым сердцам только по эту сторону перехода. А мне давно уже подчиняются все Миры Мёртвых, до которых докатываются воды забвения. На переход, как тебе известно, требуется время… да и энергии порядочно. Я пытался это как-то обойти, работал со сцепленными квантами… – Я тоже изрядно с ними повозился… пока не понял, что использовать этот эффект для перехода принципиально невозможно. Милослав утвердительно наклонил голову. – Да, для перехода невозможно. Зато это позволило мне сделать внутренние каналы связи абсолютно криптостойкими. Так что я отдал команду своему чиновнику поместить в изолятор богов пятерых обычных и одного не вполне обычного вампира, не опасаясь, что по этому поводу поднимется назойливый вой бессмертных. – Зачем тебе в принципе понадобилось это делать? Ты же ненавидишь вампиров! Бог смерти неопределённо повёл плечами, разглядывая творение своих рук, которое теперь звалось Ламберт фон Штосс. – Он заботился о моей девочке, пока меня не было рядом. И делал это в высшей степени хорошо. И совершенно бескорыстно. Не так часто мне доводиться испытывать благодарность. – А потом? Почему ты ничего не сказал? Ни мне, ни Мелисенте? Милослав повернулся к собеседнику и с несколько наигранным высокомерием приподнял бровь. – Да кто ты вообще такой, чтоб я с тобой разговаривал? – помолчав немного, продолжил: – Ну а сестра… к чему было ставить её перед проблемой выбора? Ваш брак был так хрупок… детей даже ещё не было, – при этих словах Северин едва заметно вздрогнул. А под ехидным взглядом чернокнижника и вовсе помрачнел. – К тому же, вернись наша девочка к вампиру, – продолжал добивать его Милослав, – я проиграл бы спор с Кэролином. И мне не только пришлось бы вернуть трофейный артефакт, но и отдать этому зануде Осколок Вечности. Перспектива малопритягательная. – Ты, должно быть, чрезвычайно повеселился, подсунув царю фейри вампира в качестве внука, – буркнул маг. – Бывшего вампира, – педантично поправил бог смерти. – Но ты прав – повеселился изрядно. Этот олух даже ничего не заподозрил. Для него все смертные на одно лицо. – Кстати, почему он внешне на Эйзенхиэля не похож? – Внешне он похож на барона фон Штосс, как ему и положено. Он ведь не помнит ничего из своей прошлой жизни. Даже Мелисента, когда после самоубийства в чужое тело попала, почти год потратила на то, чтобы выглядеть более-менее прилично. К тому же… имей место внешнее сходство, Антар обо всём бы догадался. Портреты деда он, думаю, видел. – Так ты… и любимому племяннику не поведаешь, с кем он свёл дружбу? – К чему усложнять, – бог смерти щёлкнул пальцами, и в зеркале вместо супружеской пары отразились двое мужчин. – Пусть Эйзенхиэль Элизобарра останется семейной легендой. А Ламберт фон Штосс живёт своей жизнью. Мне кажется, он это заслужил.