просунулись в полукруглый вырез в стекле с золотыми буквами, Алексей перевел дух и обратил внимание на тщедушного старичка, облокотившегося о стойку. Скучая, а может, о чем-то думая, он глядел в потолок. Деньги старичок, не считая, засунул в боковой карман и, поклонившись кассирше, чего-то залопотал. Слов Алексей не расслышал, потому что отпрянул от двери и выскочил наружу. Что ему делать дальше, он тогда опять же еще не знал, не задумывался. Просто затаился в сторонке, как остановленная магнитом чуткая стрелка.

И так же нецеленаправленно, но по-звериному зорко он проводил взглядом просеменившего мимо белоголового человека, укрывшегося под колоколом зонта. И потянулся за ним, приотстав на дистанцию видимости, неслышно ступая чуть ли не след в след. Следов-то, конечно, на асфальтированной залитой водой дорожке не оставалось. И хлюпанье шагов не достигало ушей. Только размытая, как сквозь матовое стекло, фигурка смутно маячила впереди.

Когда вокруг сомкнулась колючая хвоя лесопосадок, Алексей стал понемногу догонять старичка. Если к тому моменту у него и вызрели определенные планы, то он еще не осознавал их в законченной полноте. Словно подстегнутый изнутри внезапным ударом, метнулся на боковую дорожку и кинулся в обход, слепо продираясь сквозь упругие лапы и тяжело увязая в набухшем песке.

Что сказал он и что потом сделал, встретив спешащего человечка лицом к лицу, напрочь вылетело из головы. Будто это не он, а кто-то, непрошено вселившийся в его телесную оболочку, привел в движение мышцы рук и лица, почти насильно заставив повиноваться приказу. Какому именно? Этого он не понял ни тогда, ни после. Крайностей он, во всяком случае, никак не хотел. И если бы в то мгновение старичок не проявил неожиданную строптивость и не кинулся на слегка ошарашенного Алексея с раскрытым зонтом, все, наверное, разрешилось бы немного иначе…

Придя в себя, Алексей непонимающе уставился на затопленный песок, который медленно расправлялся под белой пряжей очистительного дождя. Пусто было на берегу, и внизу под обрывом одичало катились взбаламученные валы. Он машинально отер расцарапанную острием зонта щеку. Удивленно уставившись на кожаный бумажник, неведомо как очутившийся в чугуном налитых руках, осуждающе покачал головой.

«Это не я!» — встрепенулся в нем перепуганный голосок, но оборвался на лопнувшей, как струна, полуноте.

Затравленно оглянувшись, он спрятал бумажник, подобрал сломанный зонт и зачем-то принялся уминать взрыхленный песок, не понимая еще, что вода и так разгладит предательские борозды. Заметив откатившийся к деревцу браслет, вмятый в опавшую хвою, он вытащил блестящую змейку и, не глядя, сунул в карман.

Ознобным ветром продуло лесок. Слегка ослабевший ливень припустил с новой силой. На обратном пути в поселок Алексей не встретил ни единого человека.

Затворившись на все засовы, он торопливо разжег печурку и собрался было порубить топором зонтик, но вспомнил про металлический каркас. Пошвыряв в огонь сорванные клочья ткани, скрутил стержень и смял спицы, решив закинуть уродливое сплетение металла в озеро. Конечно, не в том месте, не там, а где-нибудь подальше. Бумажник, сберкнижку и паспорт, в который даже не заглянул, он протолкнул кочергой в самый жар топки. Оставался браслет с красным камнем, сделанный из незнакомого серебристо-зеленого сплава. По рассказам бывалых зэков Алексей знал, что обычно заваливаются именно на таких мелочах. Но камня с незнакомыми буквами — вроде бы русскими и нерусскими одновременно — стало жалко, хотя он и не знал, куда и как его можно приспособить. Поковыряв кухонным ножом, ловко выцарапал драгоценную инталию, слегка выщербив край, и одним ударом расплющил чешуйчатого гада, полурыбу-полузмею…

Промучившись в первую ночь, он хорошо отоспался после полудня и затем уже исправно укладывался на боковую с каждым новым рассветом. Его не терзали непрошеные сновидения, дыхание было безмятежным и ровным.

А в следующую пятницу нагрянул патрон с Альбинкой и прочими, среди которых Алексей знал лишь композитора с волосами до плеч и зава ремстройконторы. Вкусных вещей понавезли видимо-невидимо: и ветчину, и горячего копчения осетрину с янтарным жирком, и огурчики, и грибочки — чего только там не было. Потчуя дорогих гостей, Протасов разрезал пополам подогретые на печке калачи и густо намазывал их паюсной икоркой.

За дачу, понятно, больше пили: за хозяев, строителей и каких-то «жизнедеятелей», как витиевато провозгласил архитектор. При этом «Двин» и зеленую лимонную водку перемежали пльзенским пивом, отчего вскоре, по меткому замечанию Альбины, выпали в осадок.

Она-то как раз пила меньше всех, лишь пригубливала, устремив поверх рюмки тягуче-медлительный взгляд. Встретившись с ней глазами, Алексей вдруг понял что-то такое, от чего ему сделалось душно и беспокойно. Словно горячая волна прервала дыхание, и уши тоже горели, как в огне.

Перехватив еще один такой же взгляд, он поторопился уйти, сославшись на какую-то там работу. Назад возвратился часа через два, когда все разъехались по домам, а его точно током ударило, пронзив насквозь до малейшей жилочки.

Из того, что случилось потом, он до осязаемого бреда запомнил тепло ее тела под смятым шелком и дрожь своих натруженных рук.

Те давившие его ссадины зажили, затянулись пергаментной корочкой…

Какие глупости он нашептывал, какие обещания и уговоры твердил, вспоминать было и вовсе ни к чему. Она только подхихикнула в ответ умудренным, все понимающим смехом и разнеженно нашептывала:

— Глупыш, глупыш…

Правду сказала: глупыш и есть! Дарить ей тот камень никак не стоило. Ежу и то ясно. Хотя, конечно, какая-то память должна быть. Все должно завершаться красиво.

Скорого завершения Алексей, впрочем, не ожидал, воображая картины на будущее — одну слаще другой. Как-никак в его добровольное, хотя и вынужденное заточение Альбина внесла приятное разнообразие.

Однако уже на следующий день, ближе к вечеру, он был разбужен треском подкатившего к самому резному крыльцу мотоцикла. Перебегая на цыпочках от одного занавешенного окна к другому, ему удалось рассмотреть сквозь щели милицейского лейтенанта в шлеме и сидевшего в коляске Архипа Ивановича, коменданта поселка.

Лейтенант постучал затянутым в кожаную перчатку кулаком сначала в дверь, а затем и по ставням, но Алексей, само собой, не подал признаков жизни…

Не прислушаться к такому звоночку было нельзя. Дождавшись темноты, Алексей пехом рванул в сторону Калинина. Полоса сплошных ливней, слава тебе господи, прошла, и он без осложнений дотопал до