такое школа «Хороший текст»? То, о чем я вам рассказала, все эти принципы, весь этот взгляд на мир, на природу писательства был воплощен в школе «Хороший текст», и я хочу вам кое-что о ней рассказать не для того, чтобы ее рекламировать, а для того, чтобы объяснить каким образом мы решаем эту задачу, как мы учим учеников.

У нас нет никаких учебников, никаких прописей, мы ненавидим слова креатив, творческое письмо. Мы приглашаем учить только тех, кто сам что-то сделал, кто сам что-то хоть один раз существенное написал. Это очень особенные люди — не умеют выступать, они никогда не в состоянии сделать какую-то презентацию, они не бросаются терминами, у них нет во-первых, во-вторых, в-третьих, они вообще плохо понимают про технологии, потому что люди, которые прошли через одержимость и писали какую-то существенную вещь, потом не в состоянии осознать, что с ними было.

Например, на последней школе мы мучили Сергея Гандлевского расспросами про его книгу «Трепанация черепа». Он очень плохо мог объяснить, как он так написал, но тем не менее мы заставляем наших учеников видеть писателей, общаться с ними. Это не творческая встреча, писатели в муках пытаются рассказать как и что они делали, как и что они чувствовали. Ученик школы «Хороший текст» видит за одну рабочую сессию 12—15 учителей, слушает их лекции, ходит на их семинары, показывает свои тексты, он заражается от них энергией, которая позволяет им видеть текст чужой и свой.

Это очень важная задача научиться видеть свой текст. Самый частый вопрос, который задают ученики, когда приходят в школу: «Я хороший текст написал? А это хороший текст?», и, действительно, когда вы находитесь внутри своего текста, вы не знаете ответа, потому что не можете быть одновременно внутри и снаружи. Вы не можете, закончив текст, сразу его увидеть.

Однажды мы позвали Фаину Гримберг рассказать нам про свою поэму «Андрей Иванович не возвращается домой». Она вышла перед учениками и стала читать, она читала ее двадцать шесть минут, рыдая. Некоторые ученики тоже не выдерживали и выходили, у них слезы текли из глаз. Я вела этот ее урок, и я ее спросила в конце: «Фаина, скажите почему у вас во всех произведениях героя зовут Андрей, Андрей Иванович?», на что она говорит: «Я не знаю. Я читала свое стихотворение как поэт. Для того чтобы мне увидеть свой текст со стороны, мне надо перестать быть поэтом — я сейчас не могу». Это я говорю к тому, что человек, конечно, в момент, когда он закончил текст, не понимает хороший текст или плохой, но его можно научить потом, когда он вышел из этого состояния; научить его понимать, что он написал, что вышло хорошо, а что плохо.

Конечно, очень здорово, если у вас есть человек, которому вы доверяете, есть человек, который может прочесть и сказать аргументировано, что он думает о вашем тексте, но на самом деле, очень важно научиться знать, понимать это самостоятельно. Мое глубочайшее убеждение, что только сам писатель знает получилось у него или нет. И до тех пор, пока он бегает и спрашивает: «А что вы думаете? Скажите, пожалуйста, а вот это хорошо или плохо?» — он не доделал свой текст, он не дописал его, потому что, когда он его допишет, когда он его доделает, когда он его проживет — он будет точно знать получилось у него или нет.

Ответы на вопросы слушателей вебинара

Иванъ Деркачъ: Что лучше: метод проб и ошибок или расчетливое изучение и практика только при уверенности в воплощаемость?

Метод проб и ошибок? Знаете, я не верю в метод проб и ошибок, потому что детство в какой-то момент заканчивается и начинается взрослая жизнь, и когда мы что-то делаем, мы по большому счету наедине с собой, наедине с нашим чувством сюжета, нашим ощущением от героев. Какие уж тут пробы и ошибки? Это в жизни можно пробовать и ошибаться, выходить замуж и разводиться… В литературе — нет. В литературе не надо пробовать и не надо ошибаться. В литературе нужно прожить до конца то, что вы пишете. Вы должны узнать все о вашем герое. Вы должны знать как он выглядит, какие у него глаза, какие у него глаза на солнце, какая у него форма ногтей, как он пахнет, какие у него волосы, когда он волнуется, может быть, они вьются, когда он спокоен, может быть, они прямые. Вы должны каждого из ваших героев увидеть, ощутить, потрогать руками. Не надо ничего пробовать — нужно доделать всю внутреннюю работу до конца и после этого писать. И тогда у вас появится уверенность.

Светлана Жданова: Чем заменить многоточия и восклицательные знаки для выражения эмоций персонажа от всего происходящего с ним?

Многоточие — ужасный знак, это очень женский знак, сразу приходит на ум женская проза, причем плохая. Ничем не надо заменять многоточие, я вам говорю свое мнение, я не Господь Бог и не истина в последней инстанции. Вы знаете у нас удивительный язык, у нас же свободный порядок слов. Вы можете при помощи порядка слов показать любую интонацию. Одно дело сказать «Приходи ко мне», а другое дело «Ко мне приходи». И, вообще, я советую вам, если вы хотите от меня практический совет, научиться работать с порядком слов. Восклицательные знаки запретить невозможно и отменять их совершенно не нужно, но их не должно быть много, это очень сильный знак, это очень сильная краска и не нужно заливать ей все ваши страницы.

Миржан Туманов: Можно ли научиться писать как Чехов?

Зачем вам учиться писать как Чехов? Чехов уже есть. Вы научитесь писать как Миржан Туманов — это куда более сложная задача. Вообще, есть такое понятие «дописаться до себя». Кто-то говорил только что о пробах и ошибках, вот дописаться до себя — это сложная задача. Мы же по большому счету состоим из текстов, которые мы прочли. Вдумайтесь, удивительная вещь: совсем маленькие дети 3-й, 4-й, 5-й класс, мальчик влюбляется в девочку и вдруг бах и начинает ей писать стихи. Никогда до этого не писал, никогда потом писать не будет, а тут бах и пишет стихи. Почему? Да потому что он пропитан литературой и фильмами, в которых мужчины женщинам пишут стихи. И в этом смысле мы все состоим из прочитанного, в нас начинают говорить наши любимые авторы и очень важно понять, где же среди этого начинаешь говорить ты, услышать собственный голос. Поэтому я вам рекомендую не учиться писать как Чехов, я вам рекомендую дописаться до себя.

Мария Залевская: Какой совет вы бы дали своему любимому ученику или ученикам?

Я очень ценю в искусстве, в литературе,