Litvek - онлайн библиотека >> Янис Янович Ниедре >> Советская проза >> Деревня Пушканы

Деревня Пушканы

Деревня Пушканы. Иллюстрация № 1

Книга первая ЛЮДИ ДЕРЕВНИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1
Анна Упениек в клетчатой косынке, с корзиной грибов на руке, стоит на Глиняной горке со стороны сосняка и смотрит вниз, на серую от пыли дорогу. С горки вся окрестность видна как на ладони. Поросшая ольховыми, березовыми, ивовыми купами низина, а за ней — до самого подернутого дымкой горизонта — котловина: моховое болото, поросшее кустиками осоки и багульника, с чахлыми сосенками, корявыми березками и осинками, у которых зябко подрагивают на ветру листья. По обе стороны дороги, прямо перед девушкой, точно неровно выкрашенные полосы на огромной юбке, характерные для Латгале чересполосные нивы, клочки земли шириной в десять шагов; пониже, за перелеском, за березами, дубами и серебролистыми ветлами, прячется небольшая латгальская деревушка, каких немало в этом озерном краю. Между взгорьями, пригорками, болотами, лесами, рощами и речками на юго-востоке Латвии, от берегов Даугавы до самой границы с Россией.

Только в других местах такие деревни не называются островами, как эта — остров Пушканы. Это и понятно. Деревня Пушканы раскинулась на пригорке еще в те времена, когда болото простиралось далеко на восток. Одинокими островами казались клочки сухой земли, окруженные ржавыми водами луговин. Пушканы — деревня Анны Упениек. Ей там знаком каждый уголок; даже прикрыв глаза, она точно опишет любое место. Словно она ходит по хозяйствам селян, снует по истоптанным дворам, где так тесно, что даже придорожная трава пробивается там с трудом. Огрубевшими от работы, но еще не окрепшими руками Анна словно отворяет подвешенные на веревочные петли или железные крюки калитки деревенских дворов.

Сколько Анна себя помнит, остров Пушканы всегда был таким. Когда она еще только начинала бегать босиком, в посконной рубашке, когда парни еще не заигрывали с ней, не искали ее расположения.

Почти все дома в деревне Пушканы, кроме покрытой изнутри сажей и копотью лачуги вдовы кузнеца Русина на берегу болота, испокон века выглядят одинаково: посеревшие от времени, поблекшие под солнцем и дождем, с заросшими травой и мхом крышами. Часть домов — с резными ставнями и фронтонами, у некоторых стены, обращенные к улице, обшиты досками. Дворы в деревне Пушканы тоже устроены все одинаково. Обычно к жилой части лепится хозяйственная пристройка. Хлев под лубяной или соломенной крышей, на фундаменте из дубовых колод или крупных камней, рядом постройка из жердей для кур и дров или же сарай для рабочего инструмента, телег, саней, кузовов. На другой стороне двора, напротив жилого здания, поднимается амбарчик на высоком фундаменте, с широким навесом над дверью, за сараем — большие приземистые постройки — второй сарай и рига. За домом — палисадник с цветочными клумбами, несколькими яблонями, сливами, рябиной и горько пахнущими кустами черемухи. А уже за ними, перед хлевом и ригой, точно большое покрывало, раскинулся огород: длинные, резко очерченные, как козлиные хребты, украшенные золотистыми головками подсолнечника капустные, тыквенные, морковные, бобовые и луковые грядки с маками в междурядьях. Еще дальше баньки, в которых по субботам моются с полсотни взрослых и маленьких пушкановцев; закоптелые, они маячат на самом берегу болота, ржавая болотная вода у некоторых из них уже подмывает фундаменты.

Через деревню тянется наезженная, вся в рытвинах дорога — улица, осенью и весной превращающаяся в грязное месиво. Пешеходы, хватаясь за плетни, еще как-то пробираются, но возницам надо немало попыхтеть, чтобы телега не застряла. Иной коняга топчется на месте, пока не потеряет в глинистой каше подковы. Летом, когда подсохшая глина рыхлеет, деревенские подростки выкапывают их из дорожных рытвин и тайно продают скупщику щетины и тряпья Иоське. Они только и ждут, когда в деревню, громыхая, вкатит перетянутая веревками с узлами телега коробейника.

В конце деревни, обращенном к Глиняной горке, у дороги, обнесенная крашеной изгородью, в солнечные дни бросает длинную тень святыня деревни: Христос на большом деревянном кресте. Весной девушки украшают его гирляндами из цветов и зелеными ветками, каждые несколько лет мужики заменяют подгнившие заборные колья новыми и время от времени перекрашивают изгородь то в более темный, то в более светлый цвет, в зависимости от того, какая краска окажется на полке у пурвиенского лавочника.

Зимой деревня утопает в снежных сугробах, весной страдает от заморозков, которые в иные годы случаются вплоть до самого Янова дня. Частенько подвешенной простыней над деревней стелется холодный туман, из которого лишь торчат трубы домов, точно пни на лесной вырубке после первого снега.

Анна Упениек уже довольно долго оставалась на склоне Глиняной горки. Бродила без дела туда и обратно, кого-то поджидая. Все снова и снова перекладывала с руки на руку корзинку, посматривала на солнце, которое, курясь, все выше поднималось на небосводе, быстро прогоняя прохладу влажного утра.

— Где она пропадает? — вполголоса сказала девушка, словно обращаясь к невидимому собеседнику.

Сюда из сосновой рощицы ее недавно послала напарница, вместе с которой они ходили по грибы. «Ступай прямо к опушке и жди меня там», — сказала Ядвигина мать и опять повернула в сторону чащи… Куда идет она, Анне не сказала, но девушка поняла и сама.

«Это большая, очень большая тайна, — шепнула однажды Анне школьная подруга Ядвига, давно и тяжело болевшая. — Ты подруга мне, да? Так поклянись, что никому, никому ничего не скажешь. Ни в коем случае? Аннушка… моя мать, мы с ней… Ну, попросту говоря, моей матери иной раз надо сходить к зарослям Зеленой крепи. Там люди прячутся от легавых, доносчиков, фараонов. Они за справедливость, как наш учитель Малкалн. Они очень добрые. Но им нужна еда, кое-какая одежда. Так мать им помогает. Только одной ей это трудно. Из меня сейчас никакая не помощница… Может быть, ты, Аннушка, сделаешь это за меня?.. Пойдешь, как все, вроде бы собирать прошлогоднюю клюкву. Да и грибы кое-какие уже поспели. Походи-ка вместе с матерью… Поняла меня, Аннушка?»

Так сказала тогда Ядвига. И вот уже в который раз Анна шла вместе с ее матерью в сосняк, в приболотные заросли, на берег Большого болота. И сделала вид, что нисколько не сомневается в словах подругиной матери, вот как объяснившей, почему у нее две корзины — одна пустая, а другая полна, накрыта платком: «У меня там теплый жакет да теплые чулки, чтоб надеть, если похолодает». И Анна не стала