фаворита — Вестминстер и Тауэр.

Лорд Клинтон. И что же?

Симон Ренар. Если бог мне поможет, то человек, который в эту минуту находится там (показывает на Вестминстер), завтра в тот же час будет здесь. (Показывает на Тауэр.)

Лорд Клинтон. Да поможет вам бог!

Лорд Монтегью. Народу он ненавистен не меньше, чем нам. Каким праздником будет для Лондона его падение!

Лорд Чендос. Мы отдаем свою судьбу в ваши руки. Располагайте нами. Что мы должны делать?

Симон Ренар (указывая на дом, стоящий на берегу). Все вы видите этот дом. Он принадлежит чеканщику Гильберту. Наблюдайте за его жилищем. Разойдитесь с вашими людьми в разные стороны, но не слишком далеко. А главное, не предпринимайте ничего без меня.

Лорд Чендос. Отлично.

Все расходятся в разные стороны.

Симон Ренар (один). Нелегко отыскать такого человека, который мне нужен. (Уходит.)

Входят Джен и Гильберт рука об руку, в сопровождении Джошуа Фарнеби, закутанного в плащ.

Явление второе

Джен, Гильберт, Джошуа Фарнеби.

Джошуа. Здесь я должен покинуть вас, дорогие друзья. Уже поздно, и мне пора возвращаться в Тауэр, к моим обязанноcтям тюремщика. Ах, зачем я не свободен, как вы! Ведь тюремщик — тот же заключенный. До свиданья, Джен. До свиданья, Гильберт. Боже мой, друзья мои, как я рад вашему счастью! Кстати, Гильберт, когда же свадьба?

Гильберт. Через неделю, не правда ли, Джен?

Джошуа. Честное слово, послезавтра рождество. День поздравлений и подарков. Но мне нечего пожелать вам. Можно ли желать больше красоты невесте и больше любви жениху? Счастливцы!

Гильберт. А ты разве не счастлив, мой добрый Джошуа?

Джошуа. Я ни счастлив, ни несчастлив. Я отказался от всего. Видишь ли, Гильберт (распахивая плащ и показывая связку ключей, висящую у него на поясе), если на твоем поясе беспрестанно бренчат ключи от тюрьмы, этот звук наводит на всякого рода философские мысли. Когда я был молод, я, как и все, влюблялся на день, гнался за славой месяц и безумствовал круглый год. А молод я был при короле Генрихе Восьмом^[10]. Странный человек был этот король! Он менял жен, как женщины меняют платья. С первой он развелся^[11], вторую велел обезглавить^[12], третьей — вспороть живот, четвертой он оказал милость, отправив ее в изгнание. Зато для равновесия он обезглавил пятую. Я рассказываю вам, красотка Джен, не сказку о Синей Бороде, а историю Генриха Восьмого. В те времена я участвовал в религиозных войнах, сражаясь то за одного, то за другого. Я избрал лучшее из возможных занятий, хотя и весьма щекотливое: надо было решить, стоишь ли ты за папу или против него. Королевские слуги вешали тех, кто был за папу, и сжигали тех, кто был против. Равнодушных, которые не были ни за, ни против, также жгли или вешали. Вот и вертись как знаешь! Скажешь "да" веревка, скажешь "нет" — костер, не скажешь ни "да", ни "нет" все равно веревка или костер. Я сам не раз чувствовал запах горелого и даже не уверен, что меня разок-другой не вынимали из петли. Славное было времечко — очень похожее на наши дни. Да, так вот за все это я и сражался. Черт меня подери, если я знаю теперь, за кого и за что! Когда со мной заговаривают о мейстере Лютере^[13] или о папе Павле Третьем^[14], я только плечами пожимаю. Видишь ли, Гильберт, дожив до седых волос, не следует вспоминать убеждения, за которые сражался, и женщин, которых любил в двадцать лет. И женщины и убеждения кажутся тогда довольно-таки безобразными, старыми, жалкими, беззубыми и какими-то глупыми. Такова моя история. Теперь я удалился от дел. Я уже не воюю ни за короля, ни за папу — я тюремщик Тауэра. Ни за кого я больше не бьюсь, а занимаюсь лишь тем, что сажаю людей под замок. Я тюремщик, я уже стар — одной ногой я в тюрьме, другой — в могиле. Мое дело подбирать то, что остается от министров и временщиков, когда они ломают себе шею у королевы. Это довольно занятно. Кроме того, у меня есть ребенок, которого я люблю, и вы оба, которых я тоже люблю. Если вы счастливы, то счастлив и я.

Гильберт. В таком случае ты можешь быть счастлив, Джошуа! Не правда ли, Джен?

Джошуа. Что до меня, то я ничего не могу сделать для твоего счастья, Гильберт, но Джен может сделать все: ты ее любишь! Я даже не могу ничем услужить тебе. К счастью, ты не столь уж знатный господин, чтобы тебе когда-нибудь понадобились ключи Тауэра. Джен вознаградит тебя за нас обоих. Оба мы обязаны тебе всем. Джен была бедной, покинутой сиротой, и ты взял ее к себе и воспитал, я в один прекрасный день чуть не утонул в Темзе, и ты меня вытащил из воды.

Гильберт. Зачем ты всегда вспоминаешь об этом, Джошуа?

Джошуа. Чтобы сказать тебе, что оба мы — я и Джен — должны любить тебя: я как брат, она… не как сестра!

Джен. Да, как жена. Я понимаю вас, Джошуа. (Погружается в задумчивость.)

Гильберт (тихо, Джошуа). Погляди на нее, Джошуа! Разве она не прекрасна, не восхитительна? Разве она не достойна самого короля? Если бы ты знал! Нет, ты не можешь понять, как я люблю ое!

Джошуа. Берегись! Это неблагоразумно: нельзя так любить женщину. Другое дело — ребенка.

Гильберт. Что ты хочешь оказать?

Джошуа. Ничего. Через неделю я буду на вашей свадьбе. Надеюсь, что освобожусь к тому времени от государственных дел и что все будет кончено.

Гильберт. О чем ты? Что будет кончено?

Джошуа. Ах, тебе незачем знать об этом, Гильберт. Ты влюблен. Ты человек из народа. Какое тебе дело до всего, что происходит там, наверху, когда ты так счастлив внизу? Но раз уж ты спрашиваешь меня, я скажу тебе: есть надежда, что через неделю, а может быть, даже через двадцать четыре часа, Фабиано Фабиани уступит свое место у королевы другому.

Гильберт. А кто этот Фабиано Фабиани?

Джошуа. Любовник королевы, знаменитый временщик и обольститель, который может отрубить голову неугодному ему человеку быстрее, чем сводня прочесть молитву. Это лучший из временщиков, какие доставались палачу Тауэра за последние десять лет. Надо тебе знать, Гильберт, что за голову каждого вельможи палач получает десять экю серебром, а иногда и вдвое больше, если попадется очень уж важная голова. Все хотят падения Фабиани. Правда, я слышал это только при исполнении служебных обязанностей, от людей, довольно скверно настроенных, которым не позже, чем через месяц предстоит лишиться головы, короче говоря — от недовольных.

Гильберт. Пусть волки грызутся между собой. Что нам до королевы и ее фаворита? Не правда ли, Джен?

Джошуа. О, против Фабиани