вылетев изо рта!

Учительница еще не закончила свое предостережение, как какой-то малыш повернулся ко мне и спросил:

— Про холод — это я понимаю, это потому, что Земля будет уходить от Солнца все дальше и дальше. А жара почему?

— Придурок, не учил про орбитальное ускорение? — съязвил я.

— Нет, — ответил он, потупившись.

За объяснения взялась Лин — наверно, чтобы отвлечься от печальных мыслей.

— Дело обстоит не совсем так, как ты думаешь, — сказала она. — Понимаешь, геодвигатели недостаточно мощны. Они могут лишь немного разогнать Землю, а этого мало, чтобы вот так сразу сорвать ее с орбиты. В действительности, прежде чем сбежать, Земля обернется вокруг Солнца пятнадцать раз! В течение этих пятнадцати витков планета будет медленно набирать скорость. Сейчас орбита Земли все еще, можно сказать, круговая, но по мере ускорения она будет постепенно вытягиваться в эллипс. Чем выше скорость нашей планеты, тем более вытянутой будет орбита, а Солнце сместится в один конец эллипса. В самой удаленной от Солнца точке траектории на Земле будет запредельный холод.

— Ну да, но все равно непонятно! Когда Земля придет в самую дальнюю точку, на поверхности станет очень холодно, а когда она окажется в другом конце эллипса, расстояние от Солнца будет… хм, дай подумать… — Он немного помолчал. — Нет, орбитальная динамика утверждает, что мы не станем ближе к Солнцу, чем сейчас… Так с чего тогда должно стать жарче?

Пацан был маленьким гением, но такими были мы все, это было нормой. Какое счастье, что благодаря генной инженерии мы научились передавать детям память их родителей. Без этого даже через 400 лет мы не смогли бы создать такое чудо как геодвигатели. Чудо, затмевающее творения самого Господа.

Тем не менее я не мог удержаться, чтобы не съехидничать:

— Вот недоумок, а про геодвигатели забыл? Прямо сейчас эти паяльные лампы, все десять тысяч с гаком, врубились на полную мощность. Сама Земля — это всего лишь мячик с ракетными соплами. — Я с деланным презрением покачал головой. — А теперь заткнись. Надоел!

* * *

Так началась наша жизнь в толще земли. Подземные города распространились по континентам. Они находились в пятистах метрах под поверхностью, и в каждом могло проживать более миллиона человек. Под землей я закончил начальную школу и перешел в среднюю.

Бóльшая часть школьной программы отводилась естественным наукам и технике; изучение искусства и философии было сведено к минимуму. У людей не хватало времени на подобные излишества. Можно сказать, в те годы человечество было загружено работой, как никогда в истории. Постоянный, непрекращающийся труд, а несделанного все равно оставалось очень много. Интересно, что религии, царившие в мире на поверхности, в одночасье исчезли без следа. Мы все еще учили историю, но наши учебники изображали жизнь человечества под солнцем как пребывание в неком мифическом раю.

Мой отец служил в космическом флоте, на околоземной орбите. Он почти все время проводил на работе, и я редко видел его дома. Помню, как на пятом году ускорения вся наша семья отправилась на морское побережье. Планета тогда находилась в афелии. Для нас День афелия был праздником вроде Нового года или Рождества. В самой отдаленной от Солнца точке мы могли позволить себе чуть расслабиться, поддавшись ложному чувству безопасности.

Для выхода на поверхность нам по-прежнему требовались термокостюмы — полностью герметичные, с питанием от ядерных батарей. Практически единственное, что мы были в состоянии увидеть, выйдя наружу, — это ослепительный свет плазменных геодвигателей. Сияние леса энергетических лучей, казалось, поглотило весь мир. Пришлось лететь на аэрокаре много часов, прежде чем мы убежали от их пламени и смогли увидеть освещенное солнцем побережье. Само Солнце стало крошечным, не больше бейсбольного мяча. Оно висело в небе совершенно неподвижно, его далекие лучи озаряли тусклым сумеречным светом лишь ограниченный участок земной поверхности. Небо было глубокого синего цвета, и в нем ярко сверкали звезды. Бросив взгляд вдаль, я на мгновение призадумался: а где же океан? Перед моими глазами до самого горизонта простиралась белая ледяная равнина.

На льду замерзшего океана развеселая толпа пускала в темно-синее небо фейерверки. Царило необычайно праздничное настроение. Подвыпившие гуляки катались по льду и орали песни так, что у меня звенело в ушах. Казалось, участники праздника никак не могли договориться между собой, какую песню петь, и в результате каждый вопил свое во всю мочь легких, внося посильный вклад в общую дикую какофонию.

— Что бы ни происходило, люди хотят жить полной жизнью, и в этом нет ничего плохого, — сказал отец. Он замолчал, внезапно вспомнив что-то, чем еще не поделился. — Ах да, забыл вам сказать. Я полюбил Ли Син. Хочу переехать к ней.

— Кто она? — безмятежно спросила мама.

— Моя учительница начальных классов, — ответил я вместо папы. Я уже два года ходил в среднюю школу и понятия не имел, как отец познакомился с учительницей Син. Может быть, на моем выпускном?

— Хорошо, иди, — проговорила мама.

— Уверен, через некоторое время мне это надоест, — продолжал отец. — Тогда я вернусь. Вы не против?

— Если хочешь, почему бы и нет, — ответила мама, спокойная, как мерзлый океан вокруг. И лишь через несколько секунд в ней наконец всколыхнулись эмоции.

— Ах, взгляните, какая красота! — воскликнула она, указывая на полыхнувший в небе фейерверк, явственно воодушевленная эффектным зрелищем. — Спорим, у него внутри голопроектор!

В те времена, смотря фильмы или читая книги Предсолнечной Эпохи, мы часто недоумевали. Мы никак не могли взять в толк, зачем люди вкладывали столько эмоций в дела, не имеющие никакого отношения к выживанию. Наблюдать за главным героем, впадающим в отчаяние или плачущим из-за любви, было для нас настолько странно, что и словами не описать. В те дни неминуемая угроза гибели и желание спастись отодвигали все остальное в тень. Ежедневные новости о состоянии Солнца и положении Земли поглощали почти все наше внимание и управляли нашими эмоциями. Эта глубочайшая сосредоточенность на выживании постепенно привела к изменениям в психике и духовной жизни людей. Любовь со всеми ее переживаниями стала чем-то посторонним, отвлекающим от более важных дел. Мы стали как азартный игрок, который осушает свой бокал, не отрывая взгляда от вращающейся рулетки.

Два месяца спустя отец, вволю нагулявшись с учительницей Син, действительно вернулся домой. Мама не выказала ни радости, ни грусти.

— Ли Син о тебе очень хорошего мнения. Она сказала, что ты