Эдуард Якубович Проводник

«Если есть те, кто приходят к тебе,

Найдутся и те, кто придет за тобой».

Nautilus Pompilius

Дверь в купе открылась.

На пороге стоял мужчина. На вид ему было около тридцати пяти. Темные волосы, зачесанные назад, легкий загар. Мужчина окинул взглядом привычную обстановку: два спальных места, затянутые тонкими синими одеялами, столик с белой скатертью и лежащими на ней буклетами «РЖД», две чашки на блюдцах. За окном серый перрон, двухэтажный вокзал, выкрашенный грязно-желтым. Все знакомо, все, как всегда.

Мужчина повернулся, снял легкий синий пиджак, повесил на плечики. Сел на койку. Повертел в руках буклет, который призывал купить яркий мусор с логотипами «РЖД». Проводники спальных вагонов всегда пытались убедить пассажиров что-нибудь приобрести. Зажигалку, лотерейный билет, макет тепловоза из бумаги, ручку. Или хотя бы заказать кофе или чай. Но именно в этом вагоне проводник был очень ненавязчив.

Было жарко. Воздух походил на душную патоку, окунувшись в которую полностью теряешь волю и желание двигаться. Мужчина расстегнул несколько пуговиц белой рубашки, закатал рукава до локтей. Откинулся на обитую чем-то мягким стенку и стал ждать, глядя в окно.

Мимо по перрону прошли, скупо жестикулируя, двое мужчин в костюмах и галстуках. В купе было тихо, и можно было расслышать обрывки слов. Прошла женщина с гремящим чемоданом на колесиках. Еще женщина, моложе, с короткими угольно-черными волосами, в очках, в длинной юбке, с ярко-красной сумочкой в руке. Мужчина с сигаретой в зубах, коротко стриженный, в шортах и шлепанцах на босу ногу.

Мужчина бросил взгляд на часы. Оставалось пятнадцать минут до отправления. Сегодня как-то все затягивалось. Нога в темно-синем мокасине постукивала по коврику на полу. Как же все-таки жарко сегодня. Он с отвращением отметил, что мокрая рубашка липнет к телу. Сейчас это было неважно, но все-таки неприятно.

Кто-то прошел мимо купе, стукнула дверь соседнего. Мужской голос, с кем-то по телефону. В тишине вагона слышно каждое слово.

Еще шаги. Медленно приближаются. Затихли. Он почувствовал, что кто-то смотрит на него. Медленно повернул голову.

В дверях стояла молодая женщина примерно его возраста. Худенькая, растрепанные светлые волосы до плеч, серые глаза. Джинсы, светлая блузка с коротким рукавом. На шее блеснул золотом кулон в виде сердечка.

До того, как мужчина повернулся, женщина в упор разглядывала его. Быстро отвела глаза, осматриваясь.

— Здравствуйте, — сказала она тихо и плавным движением скользнула на свое место, за столик, поближе к окну.

— Добрый день, — мягко сказал мужчина, продолжая разглядывать незнакомку. Потом добавил:

— Жарко сегодня.

— Да, жарко, — она посмотрела на часы с крупным циферблатом. Потом сцепила руки, прикусила нижнюю губу и уставилась в окно. Безымянный палец правой руки был без кольца.

«Сегодня все как-то не так», — подумал он.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Ксения, — быстро и словно удивленно ответила она, посмотрев на него, — а вас?

— Меня… — теперь удивился мужчина. Точно все не так, как обычно.

— Меня — Матвей, — он хотел было добавить что-то вроде «приятно познакомится», но вовремя остановился.

— Ксения, не Оксана, вы понимаете, есть разница, это разные имена, — заговорила девушка и подавила нервный смешок. Когда она говорила, она опускала глаза, и ее худенькие плечи еле заметно подергивались.

— Так часто бывает, знаете, говоришь — Ксения, а тебе потом говорят: «кстати, Оксана»… Поэтому… — плавный жест рукой, она замерла, словно прислушиваясь к себе, — поэтому правильно — Ксения.

— Да, я запомню, конечно, Ксения, — ответил Матвей. Запоминать он не хотел. Отметил, что сильнее стал постукивать ногой по полу, и заставил себя прекратить.

Она серьезно, в упор, посмотрела на него. Отвела серые глаза, уставившись на перрон, и как-то неопределенно хмыкнула.

Матвей не знал, что и думать. Все шло не так. И проводника нет. Где же он?

Словно прочитав его мысли, Ксения тихо сказала:

— Что-то проводника нет.

Матвей вздрогнул, как от внезапного удара. Почувствовал, как стекает капля пота по спине под рубашкой, поежился.

Повисло молчание.

— Матвей. Скажите… — она замолчала. Потянулась к чашке, стоявшей на столе, погладила тонкими пальцами ручку.

— Спрашивайте, Ксения, — как можно мягче сказал он.

— Скажите, — повторила она. Матвей терпеливо ждал продолжения. Чашка звякнула, она отдернула руку. Скрестила руки на груди.

— Если бы вам предложили выбор. Счастье… Вернее, возможность быть счастливой… Счастливым. Но в обмен на чью-то… — снова тот же плавный жест, словно подчеркнула важность слов, — в обмен на чью-то смерть. Что бы вы выбрали?

Матвей скрестил руки на груди и поежился.

— Трудный выбор. Знаете, все, конечно, зависит от обстоятельств. Смотря что мы понимаем под словом «счастье» и смотря чья жизнь была бы на кону. Люди очень разные.

Она слушала его, чуть наклонив голову набок. Машинально заправила за ухо прядь светлых волос.

— Я не уверен, что жизнь каждого человека бесценна, есть такие люди, которые, как мне кажется, не заслуживают жизни. Поэтому, если это преступник, который…

— Девушка. Она мама, — прервала Матвея Ксения. — У нее ребенок, девочка, лет пять. Муж, состоятельный, гораздо старше ее. Знаете, когда все хорошо. Большой дом, прислуга, личный водитель. Своя сеть салонов красоты. Муж владеет строительной компанией. Никогда толком и не работала. Она сразу после школы вышла замуж. Все красиво, дорого. Да у ее мужа… Бывшего… Наверняка десяток таких еще где-то на стороне. А дочка… Жаль ее, конечно, но у нее все есть, я сама без отца, например, росла, да и мать что есть, что ее нет, никакой разницы. И все быстро же. Обгоняла по встречной полосе, сама за рулем, и навстречу грузовик.

Ксения остановилась и задумалась. Снова погладила пальцами ручку чашки на столе. Матвей только сейчас заметил на запястье Ксении едва заметный знак. Две длинных параллельных красных линии и короткая косая черта, которая их соединяет почти посередине. Похоже на латинскую N.

— Конечно, она просила оставить ее. Говорила, что любит дочку. Но… Вы не знаете, как это трудно. И все равно, я бы это сделала еще раз. И еще раз. И… у нее и так все было хорошо. Почему я недостойна счастья? Я тоже хочу ребенка.

— То есть вы, Ксения, решали, жить этой девушке или умереть?

— Ну… наверное. Просто… Поверьте, это тяжело решать. Но почему-то так нужно. Я сама не знаю почему. Почему именно