Помимо неаполитанцев к Борджиа идут подкрепления из Рима: отряды союзных Борджиа семей Романии и наёмники из кондотт. Последних больше двух тысяч. Это очень хорошие солдаты, конница. Двенадцать тысяч изначально, где-то три-четыре подкреплений, а ещё проклятый Чезаре выжал Болонью как лимон, оставив лишь малый гарнизон. И вы не сможете использовать артиллерию как преимущество.
— Смогу, но не как большое преимущество, — поправил миланского герцога де Ла Тремуйль, хватаясь за наполненный расторопным слугой кубок с вином. — Я бы предпочёл подождать подхода основной части армии. Его Величество не заставит себя ждать, он понимает возникшие осложнения.
— Парма, Ваша Светлость, — напомнил о себе граф де Граммон, а шевалье д’Ортес часто закивал, подтверждая слова Жана. — Если Борджиа и флорентийский герцог двинут армии в её направлении, то это будет плохо как в стратегическом смысле, так и для боевого духа не только миланцев, но и наших войск.
Тут два раза объяснять не требовалось, присутствующие были людьми знающими толк в подобных делах. Парма — богатый город, одна из наиболее важных крепостей герцогства и к тому же важный узел для торговцев. Пусть даже Борджиа хочет не захватить город, а всего лишь разрушить всё, до чего сумеет дотянуться, а потом отступить — одно это сильно ударит по Милану. Если же предположить, что магистр возрождённых тамплиеров планирует использовать захваченный город как место сосредоточения войск, чтобы уже оттуда грозить другим городам герцогства… И совсем уж плохо становилось при понимании последствий иного рода, а именно политических. Именно о них осторожно так заикнулся Антонио Стидда.
— Если Борджиа и его союзники не станут грабить земли Модены, захватят Парму и покажут намерение двигаться дальше, вглубь герцогства, это повлияет на д’Эсте, Гонзаго и даже дожа Венеции. Подобное станет опасным для всех нас.
Больше советник миланского герцога ничего говорить не стал. Намёка и так было достаточно! Если те итальянские государи, которые решили остаться в стороне, увидят, как Борджиа и их союзники показывают своё превосходство, то они вполне могут присоединиться к той стороне, которая покажется им более перспективной. И вот в этом случае даже соединённым силам Милана и всей армии Карла Французского станет куда тяжелее.
Лучше прочих это понимал сам Луи де Ла Тремуйль, который и так лишился нескольких преимуществ, на которые рассчитывал изначально. Ослабление противников Папы, переход Болоньи под полную власть Борджиа, бескровное, с полным отсутствием потерь вторжение вражеских войск в Модену и явное намерение двигаться в сторону Пармы, едва только подойдут неаполитанцы короля Альфонсо. Падения этого города нельзя было допустить! Или хотя бы не дать Борджиа там закрепиться, ведь опираясь на довольно мощную крепость, да при наличии неплохой артиллерии опытный военачальник мог натворить дел. А считать Чезаре Борджиа просто юнцом, которому власть в голову ударила… Нет уж, этой ошибки маршал Франции делать не собирался.
— Отдайте своим вассалам приказ, Лодовико. Мы выступаем к Парме. Всеми силами, с артиллерией, за исключением гарнизонов.
— Но орудия будут замедлять армию…
— Зато без них преимущество получим не мы, а Борджиа! Он, уж не знаю как, сумел понять то преимущество, которое дают армии орудия, тем более хорошие. И помоги нам Господь добраться до Пармы раньше, чем там окажутся все части союзного войска. Если к Борджиа и Медичи сумеют присоединиться и неаполитанцы — битва будет особенно трудной!
Или не будет… Только это маршал Луи де Ла Тремуйль не стал произносить, разумно считая, что без крайней необходимости не стоит открывать союзнику некоторые секреты. Тем более такому союзнику, который отличается редким даже по италийским меркам коварством.