здесь - не лица и не то, что с ними происходит, а настроение, которое воплощается в живых образах рассказа и остается после его чтения. Это настроение есть с начала до конца - безнадежность. Жизнь бессмысленна, а счастье - мгновенная и обманчивая случайность. Герой раньше своей неудачи уже не верит в возможность счастья - разве только в ту единственную минуту, когда он стал неуместно благодарить за него. Он уже не верит на другой день, когда "объят неведомой и странною тревогой, он шел не торопясь пустынною дорогой... И самая любовь, как ночь в красе своей, все становилася бледней и холодней". А вот его заключение и мораль всего рассказа.

К чему мечтания, надежды лживый бред?!

Блажен, чье счастие судьбою позабыто.

Мое мелькнуло мне на миг и уж разбито!

Разбито почему? За что? - Ответа нет.

Но если бы оно и не было разбито несчастным случаем, то все-таки оно оказалось бы несостоятельным. В чем герой (или автор за него) полагает цель жизни, как он понимает ее смысл? Что мог и хотел он предложить бедной женщине, неудовлетворенной житейскою пустотою?

Той целью жизнь была во что бы то ни стало,

Жизнь, полная страстей, веселья и тревог,

С мечтами юности, с исканьем идеала,

Невиданных небес, неведомых дорог!

Она манила нас волшебной красотою

Туманов голубых, мерцаний и лучей

К той сказочной дали, любимой с детских дней,

Куда, летая, мысль уносится порою

На отдых от мирской, печальной темноты,

От скуки будничной, от зла и суеты.

Из всех этих прекрасных слов только три имеют некоторый определенный смысл, именно: страсти, веселье и тре

73

воги. Но эти три реальные фактора счастья были вполне доступны и мужу героини.

Доволен жизнию, он время проводил

И, кажется, равно от всей души любил

Тебя, и сельское хозяйство, и охоты,

Обеды жирные с гостями и вином,

И споры вечером за карточным столом.

Тут было, значит, место и страстям, и веселью, и тревогам, с присоединением еще такого полезного и интересного занятия, как сельское хозяйство. А сверх этого герой мог предложить своей возлюбленной лишь несколько "голубых туманов", которые вообще никому не заказаны и которые легко совмещаются со всею житейскою пошлостью. Если материальная жизнь бессмысленна, то она не приобретает смысла от присоединения к ней идеалов в форме неопределенной фантазии или праздного мечтания о невиданных небесах и неведомых дорогах. Это не жизнь; а жизнь - в законном браке или в прелюбодеянии - все равно сведется к тому, чем жил элементарный муж героини, и с тем же - рано или поздно - концом. Заключение, значит, остается отрицательное, безнадежное.

Тем не менее, если бы наш поэт остановился на этом первом рассказе "Старые речи", то я не решился бы обозначить его настроение как буддийское, даже в самом широком смысле этого термина; впечатление здесь двоится благодаря заключительным словам героини, которые, хотя без достаточной психологической мотивации, все-таки указывают на новый смысл жизни, открываемый нравственным подвигом и самопожертвованием. Этот мотив, хотя и неоригинальный, и невыдержанный, высказывается, однако, нашим поэтом с неподдельным вдохновением.

Один - вновь для нее далекий и чужой;

Один - униженный, забытый, оскорбленный,

Поверженный во прах, коленопреклоненный

Пред новой, чистою могучей красотой!

К ней не дерзает страсть поднять с моленьем очи,

Уста не властны ей слова любви шептать;

Ее желать нельзя, но и забыть нет мочи,

Возможно лишь бежать, бежать, бежать!

Куда-нибудь скорей в чужое отдаленье

В надежде там найти желанное забвенье.

Эта новая красота, хотя автор называет ее могучей, оказывается, однако, бессильной возродить своего поклонника к новой жизни; она оставляет ему только бегство и забвение.

74

Как бы то ни было, сам поэт не принимает буддийской морали своего рассказа, и господствующий в нем безнадежный тон он, в посвящении, пытается объяснить случайными, личными причинами:

От одиночества, от скуки

Я повесть эту написал;

Но труд свершая одинокий,

Все о себе, мой друг далекий,

Я вспоминал и тосковал.

......................

Казалось мне, что безвозвратно

Любовь и счастье скрылись вдаль!

Не оттого ль в строках тех внятно

Звучит сердечная печаль?

Не оттого ль веселья звуки

И радость жизни чужды им,

Что я слагал их в дни разлуки

Тоской глубокою томим?

Но воротись - улыбкой нежной

Мне душу снова озари,

Как светом утренним зари

Потемки ночи безнадежной

И сердце радостней, живей

Забьется, полное участья,

И - верю я - в груди моей

Еще найдутся песни счастья.

Нашлась только одна такая песня: это "Сказка ночи", следующая непосредственно за "Старыми речами". Это есть радостный гимн любви, единственный в поэзии гр. Кутузова, но и он оканчивается в минорном тоне.

Мне сказывала Ночь: "Вас в мире только двое!

Сияние зари, мерцанье звезд полночных,

Равнины тихие и небо голубое

Весь этот мрак и блеск для вас - для вас одних.

Когда б друг друга вы не знали, не любили,

Когда бы чуждою тебе была она,

Ни эти небеса, ни звезды б не светили,

Простор, туман и даль к себе бы не манили,

И я сама, как смерть, была бы холодна".

.........................................

Так говорила Ночь, и выше все и жарче

Зарницы страстные пылали в облаках,

Теплее ветерок дышал в ночных потьмах,

А образ милый твой все чаще и все ярче

Улыбкой, как лучом небесным, озарен,

Мне в душу проникал, глядел мне прямо в очи,

И взглядом повторял он ту же сказку Ночи

Про счастие любви... _Ужель то был лишь сон_? {8}

75

Да, по крайней мере, для поэзии гр. Кутузова это оказалось лишь сном. У него, как у настоящего поэта, окончательный характер и смысл его произведений зависит не от личных случайностей и не от его собственных желаний, а от общего невольного воздействия на него объективной реальности с той ее стороны, к которой он, по натуре своей, особенно восприимчив. Вторая его поэма, "Дед простил", представляет значительное развитие и углубление той же самой буддийски настроенной мысли, которая в "Старых речах" выражена еще неясно и которую в "Посвящении" и в "Сказке ночи" он пытался отвергнуть, хотя лишь на мгновение и без полной уверенности.

IV

Не весел что-то старый князь:

Его тревожат злые думы;

Глубоко в кресло погрузясь,

Молчит он, мрачный и угрюмый.

Пред ним молоденькая дочь

Сидит и книгу вслух читает,

Огонь в камине догорает,

А на дворе метель и ночь {9}.

Этот старый князь, когда-то обманутый и брошенный своею женою, которая ему оставила единственную дочь, скрылся с этою дочерью в деревне.

Кончался день, вставала ночь,

Одна звезда ему светила:

Одна любовь его живила

Его дитя