оставила свои мысли.

— Рим у ног благородной госпожи, — произнес он, входя в комнату. Но вместо того чтобы опуститься на колени, Руфус лишь слегка склонил голову.

— Рим может подняться из этого неудобного положения. — Она повернулась и пошла в другую комнату.

Руфус последовал за ней. Приблизившись к креслу, в которое села Клеопатра, он быстрым взглядом осмотрел пестрые ковры на стенах, тяжелые темные скамьи и сундуки из черного дерева. И кровать, где на обтянутой кожей раме в живописном беспорядке лежали одеяла и меха. Клеопатра намеренно разбросала их.

— Можешь сесть здесь. — Она указала на табурет. — Или там. — Она кивнула в сторону другого табурета. — Или на кровать.

Руфус улыбнулся:

— Воин, которому княгиня предлагает свою кровать, должен покрепче застегнуть шлем и взяться за рукоятку меча. — Не спуская с нее глаз, он правой ногой пододвинул один из табуретов и сел.

— Моих служанок сейчас нет. Поэтому я не могу предложить тебе выпить.

— Я пришел, чтобы наслаждаться твоими речами. — Он оперся локтями о бедра и положил подбородок на скрещенные пальцы. — Зачем ты просила меня прийти?

— Я думаю, что двое подданных Августа Тиберия, находящиеся почти на краю света, найдут взаимопонимание.

— Взаимопонимание? — На этот раз Руфус криво улыбнулся. Почти двусмысленно. — Как двое знатных людей на чужбине? Или как воры в ночи?

— Скажем, как двое знатных людей, которых, возможно, не совсем просто отличить от разбойников.

Раздумывая, римлянин молчал.

— К чему ты клонишь? — спросил он после недолгой паузы. — У нас что, есть общие цели?

Лицо Клеопатры было бесстрастным. Она старалась ни одним движением не выдать своих чувств. Например, радости по поводу того, что ей быстрее и легче, вопреки ожиданиям, удалось подойти к этому моменту в разговоре. Она опустила взгляд.

— Могу я открыться тебе? — Женщина нашла свой голос убедительным: немного робкий, но не униженный. Княгиня, которая ищет помощи, но не просит о ней.

— Попробуй, — непринужденно сказал Руфус. — Но я не могу тебе ничего обещать, кроме честности. В какой-то мере…

— Честность и порядочность — добродетели римского воина. Не так ли?

— Кто-то однажды сказал, что добродетель это не то, что мешает, а то, что понуждает к действию. Так что действуй.

Клеопатра сделала вид, что колеблется. Потом она глубоко вдохнула и, как бы решаясь, начала:

— Ну, тогда слушай. Я нуждаюсь в помощи, за которую, я надеюсь, смогу заплатить. — И добавила: — При условии, что мне помогут достичь моей цели.

Руфус слегка отклонился назад и скрестил руки.

Она ждала. Но так как реакции не последовало, ей пришлось продолжить:

— Существует кое-что, чего меня бессовестно лишили. Я хочу это вернуть. Тогда я смогу заплатить за любые оказанные услуги, и мне больше никогда не придется обращаться за какой-либо помощью.

— Мы посланы сюда не для того, чтобы заниматься поиском утраченного, — заметил Руфус. — Мы охраняем мир империи. И торговлю.

— Знаю. Но недавно я была в вашем лагере и кое-что слышала. Это дает мне надежду и подсказывает, что у нас общие цели.

— И что же ты слышала?

— Что вы покинете Аден и пойдете на север.

— А, — скривился Руфус. — Опять кто-то не смог удержать язык за зубами.

— Не сердись. — Клеопатра мягко улыбнулась. — Ты же знаешь, как тяжело одинокому воину устоять в разговоре с красивой женщиной.

— Значит, кто-то рассказал об этом одной из твоих служанок? Ты ведь все время была со мной.

— Кстати, мы могли бы продлить это время и провести его более приятно. — По предварительной задумке в этом месте она должна была посмотреть на него широко открытыми глазами, сделать так называемый проникновенный взгляд, но сейчас она решила, что Руфус и так достаточно увлечен, поэтому не стоит изображать из себя волоокую Афродиту. Быть может, он даже не удостоил бы ее ответным взглядом. А в ситуации, когда приходится одновременно соблазнять и отталкивать мужчину, нельзя переигрывать.

— Продлить и приятнее провести? — Руфус слегка усмехнулся, глядя на кровать. Затем снова повернулся к ней: — Скажи мне откровенно, чего ты хочешь?

— Это не так просто.

Руфус кивнул.

— Ну что ж, я слушаю. Говори.

— Я попытаюсь рассказать как можно короче. Часть этой истории касается прокуратора^[3] Иудеи.

— Понтия Пилата? — Руфус удивленно поднял брови. — Что он… Ну ладно, продолжай.

— По пути из Рима в Иудею он на некоторое время задержался в Александрии, о чем ты, наверное, знаешь. Тогда, — она не удержалась и лукаво подмигнула ему, — мы провели вместе приятные часы. Позапрошлой зимой он еще раз приезжал из Кесарии в Александрию, и мы снова повидались. — Она сделала небольшую паузу.

Руфус закрыл глаза. Голосом, в котором Клеопатра почувствовала наигранную скуку, он произнес:

— Значит, ты предлагаешь центуриону роль сводника, который должен способствовать возобновлению любовных свиданий?

— Послушай меня. Сейчас ты узнаешь, что речь идет о большем. О гораздо большем. Пилат попросил меня быть начеку. Если я услышу что-нибудь, что могло бы касаться его, я должна ему сообщить. Как известно, евреи Александрии очень влиятельны, и некоторые из них пользуются авторитетом во всей империи.

— Ты имеешь в виду Филона?

— И его тоже. Но кроме писателей и мыслителей есть и другие. И их тоже много. Я слышала кое-что о заговоре.

— В Александрии?

— В Иерусалиме и в Александрии, против Пилата. Речь идет о храмовых деньгах и водопроводе.

Руфус рассмеялся, но смех его звучал безрадостно.

— Я думаю, что Пилат сделал правильно. А евреи считают его поступок непростительным святотатством.

Клеопатра подняла руку.

— Я недостаточно знаю об этом. Поэтому, может быть, не будем обсуждать?

— Не будем? Прокуратор должен судить. Обеспечение Иерусалима свежей водой входит в его обязанности. И ничего, что он решил строить водопровод на те деньги, которые евреи со всего света присылают в храм. — Руфус ухмыльнулся. — В глазах евреев он хитрец, которому нет прощения. Но скажи мне, как можно управлять империей, если не будешь судить?

— Я вовсе не собираюсь управлять. Это ваша обязанность.

Он что-то тихо проворчал. Потом сказал:

— Продолжай.

— Я услышала об этом по пути в Копт, в мои владения. Видимо, я вела себя легкомысленно. Плывя на корабле по Нилу, я позволила себе сказать лишнее. Прежде чем сообщить обо всем Пилату.

— Такое бывает даже с княгинями.

Она рассказывала быстро, изобретательно и лаконично — о римском торговце из «новых богатых», который давно зарился на ее земли и дома, а теперь