Другие застыли в стремительном атакующем полете, выбросив вперед головы, заправляя хвостами, разинув рот в безмолвном клекоте. Все были повернуты к статуе Юпитера. Они летели к нему, смотрели на него. Орлы всегда считались птицами Юпитера. Когда-то он выпустил их в мир, а теперь протягивал руку, — звал домой.

Я подошел ближе к орлиному ряду, и подсвечивая фонариком пошел мимо него. На каменных плитах пьедесталов — свежие, будто вчера сошедшие из-под руки резчика, — были высечены названия легионов. Некоторые имена были мне совершенно незнакомы: Легион Месиаков… Геркулесов… Старших Рогатых-Юпитеровых… Другие названия я слышал: Молниевый… Жаворонки… Проливы… Проливы! Тот самый… Я остановился, и поднял голову на этого орла. Снова взглянул на табличку. «Легио Децима Фретенсис» — больше двух тысяч лет назад, солдаты этого легиона, вздернули на крест неформального еврейского лидера по имени Иешуа. Тот сперва был поденным рабочим, а потом решил объявить себя избранным. Тогда не прокатило, но здорово сыграло потом… Орел парил надо мной, в своей атмосфере непробиваемой властной спеси. Он видел много покоренных народов, и много распятых на крестах. Он так и не понял, что один распятый иудей, перетряхнул весь мир, и смел римских орлов с арены истории. Я протянул руку к древку, украшенному медальонами с изображением сгинувших императоров, — и отдернул. Свидетельство давних времен — его было страшно трогать руками.

Я пошел дальше. Более внимательно присматриваясь к заполненным словами плитам. Номера легионов, эпитеты: «Постоянный», «Благочестивый», «Верный»… Было что-то еще. Я внимательнее осмотрел письмена. Вот оно. В конце каждой надписи было написано, кто принес сюда орлов.

«Волей Юпитера Гремящего, священный орел Второго Британского, водворен в гнездо первым копьем Гаем Акцием Летулом…».

«Священный орел Первого Максимианова, водворен в гнездо Луцием Маркианом, под покровительством Солнца Непобедимого…».

«Священный орел Двенадцатого Победоносного, возвращен храму Рудольфом сыном Гейдериха, ради старых клятв…».

«Священный орел Пятого Македонского, водворен в гнездо Полидором Сарпедоном, — кентархом Македонской Тагмы, что наследовал Легиону, и памяти верен…».

Имена древних воинов. Возможно они сами выбирали, какие короткие слова напишут на плитах, об их трудном подвиге, ради угасающей старой славы. Столько веков… Солдаты сгинувшей армии, исчезнувшей империи. Я машинально прикоснулся пальцами к ближайшей плите. Камень был холодным.

Видимо, все же не всем орлам удалось долететь. Несколько пьедесталов стояли пустые. На них были имена легионов, но не было имен — никто не принес этих орлов назад. И был один орел, под которым не было имени вернувшего. Я узнал знакомую птицу. Здесь должно было быть имя Марко Азмиды, но он не мог выбрать надписи для себя.

Это место завораживало. Но я все еще дышал какой-то подземной дрянью. Сколько еще будет действовать противоядие? И там, наверху, слишком громкое вышло дело… Мне нужно было спешить.

Я утер пот, еще раз огляделся, и потопал к ближайшему пьедесталу. Встав перед орлом, я глубоко вдохнул, и протянув руки схватился за его древко. Гладкое в ноль. Отполированное потом и ладонями многих людей за бесчисленные века. Я потянул вверх. Секунду древко сопротивлялось напору, будто за века стояния в нише дерево и камень прикипели. Затем, вдруг, древко поддалось, и вышло со скрипом из углубления. Я замер, ожидая, что за такое святотатство мне куда-то в район почек войдет тень меча, рассыпавшийся в прах тысячи лет назад. Никто меня, однако, не рубил, не резал. Я повертел древко в руках, закинул орла на плечо, на манер удочки, и решительно шагнул к следующему пьедесталу.

* * *

Что тут еще сказать?

…В тот день я поработал больше, чем грузчик на аврале. Я таскал Орлов вязанками, по пять шесть штук. Исходя обильным потом, я тащил их наверх, вылезал во двор монастыря, и сваливал в кузов пустого грузовика. Когда-то, нести этих птиц доверяли только лучшим из лучших. На латыни такого воина звали «аквилиферус». Выходцы с эллинистического востока называли его «аяксофорос». Если бы поколения этих орлоносцев увидели, как я тащу их святыни связками, они бы попадали в обморок от такого вандализма. Если первых орлов я брал со внутренним трепетом, то после пары пробежек туда-сюда на, я уже сгребал их, как черенки от швабр. Ковыляя с орлами на горбу, я матюгал всю римскую империю, и персонально полководца Гая Мария, который (если я правильно помнил) ввел первых орлов в качестве легионных знамен. Неужто нельзя было придумать стяги полегче?.. К концу погрузки, когда несколько десятков орлов перекочевали в грузовик, мне уже казалось, что я оттаскал орлов куда больше, чем за всю их древнюю историю с боями и походами.

Свалив орлов в кузове, я завёл грузовик, и покинул дымящиеся развалины монастыря. Бог миловал, — я смог спокойно миновать сонный городишко, а так же избег внимания полиции на пути. Оказавшись в Равенне, я поехал по адресу, сказанному мне Коррадо Марини. Рожи, которые я там встретил, не внушали ни малейшего доверия. Но видимо с Коррадо у них были крепкие связи. Так что я напрягал, торопясь, пока до них еще не дошли слухи о смерти хранителя. Конечно, их несколько разозлило, когда выяснилось, что кроме одного человека нужно вести еще и порядочный груз. Но… с Коррадо у них связи (по понятным мне причинам) — не было. А я важно дул щеки, и всячески налегал на особые отношения — так что в результате орлы поплыли через море, запрятанные в специальном контейнере. Я же шлялся по кораблю, крайне довольный собой. Пока достойные контрабандисты не сообщили мне, что до берегов «Русии» они меня конечно довезут, но что я буду дальше делать с грузом — это сугубо мои проблемы. Тут я снова заволновался, и вытребовав себе мобильник, начал бегая кругами по палубе, названивать своему дядьке, который имел кой-какие связи в порту.

— Дядька, такое дело… — бубнил я в трубку. После приветствия, — еду из Италии, везу с собой орлов. На них ни документов, ни шиша…

— Ты чего, Левчик, — контрабандой животных занялся? — Удивленно басил в трубку дядька.

— Не, они не живые. Они, как бы, статУи.

— Гм… Антиквариат?

— Вроде того.

— Габарит большой?

— Каждая как жирный голубь. И еще внизу палка, примерно как черенок от лопаты.

— На слух какое-то уродство. — Констатировал дядька. — А сколько их всего?..

Короче, стараниями родственника таможне за державу обидно не стало, и она дала добро.