возбуждении, а эта страсть способна погубить любого. Это могло бы продолжаться, но оказалось, что у меня есть такая назойливая мелочь, как совесть, и я в конце концов понял, что у «Фирмы"^[2]ее нет. Коварные ублюдки из UBS, мои гнусные швейцарские боссы с самого начала знали, что все, что мы делаем, грубо нарушает американские налоговые законы и что я мог сесть за это в тюрьму до конца своих дней. Они пытались подставить и меня, и моих клиентов, и моих коллег, поэтому я решил переиграть швейцарскую мафию и сделать первый ход.

Но этот ход оказался не самым удачным. Министерство юстиции США должно было принять меня, защитить меня, поблагодарить меня за то, что я был первым и единственным швейцарским частным банкиром, который смог взломать непроницаемую стену банковской секретности и коррупции, присущих этой стране. Министерство юстиции должно было сделать все для того, чтобы никто больше не мог дурачить американских налогоплательщиков. Вместо этого оно одной рукой жадно схватилось за сокровище, которое я принес, а другой надело на меня наручники.

Ублюдки. И это я еще мягко выражаюсь.

Меня охватил прилив ярости, и я открыл глаза, но окружающие виды быстро привели меня в себя. Биркенфельд, ты не единственный, кому тяжело. Мы ехали по угледобывающим районам средней Америки, с ветхими домами и фермами, с дымом, поднимавшимся из потрескавшихся труб, и ржавыми старыми автомобилями без колес, стоявшими на кирпичах. Я видел лошадей, пасшихся на холмах и пытавшихся найти хоть немного травы под снегом. Для местных жителей, которые не могли позволить себе безбожно подорожавший бензин, это был единственный вид транспорта. Я знал, что когда-то здесь жили американские герои — люди, ценой невероятных усилий добывавшие из-под земли черное золото, в котором так нуждались их соотечественники. Многие из них погибали в аварийных шахтах, еще больше людей умирали от проблем с легкими. А теперь эти люди превратились в изгоев, которых проклинали защитники окружающей среды и от которых всеми силами отмахивались избранные ими политики. Эти люди, как и я, были преданы своей стране. С тем лишь исключением, что они никогда не видели горного шале в Церматте.

Мы проехали мимо дорожного знака «Майнерсвиль». Пора входить в роль. Совсем скоро моя пятая точка поступит в полное распоряжение правительства США. Что ж, порой надо платить за излишнюю доверчивость и болтливость. Спасибо, дядя Сэм.

Федеральным болванам невдомек, что весь этот швейцарский блеск мало что значил для меня. Я вырос без него и умел жить даже в самых суровых условиях. В конце концов я смог закончить Норвичский университет в штате Вермонт, одну из самых старейших и жестких частных военных академий в стране, где каждый день мы начинали с отжиманий в снегу, десятимильных марш-бросков с полной выкладкой и криков сержантов, обожавших муштровать кадетов, затем до одури «пахали» в классах — и так до поздней ночи. Я ничего не знал о том, что мне предстоит в Скулкилле, но предполагал, что федералам далеко до военной академии — иначе преступников было бы куда меньше.

Будь что будет, а я не сдамся. Я обожал старый комедийный сериал «Герои Хогана» о противостоянии военнопленных из союзных армий и нацистских надзирателей. Скулкилл станет моим «Шталагом 13», а я буду полковником Хоганом. Давай, детка, не облажайся!

Я еще раз посмотрел на Дуга. Он — приятный парень, куда красивее меня или нашего старшего брата Дейва. У него ослепительно-белые зубы и красивые рыжеватые волосы. Дуг — довольно жесткий юрист, и когда приходит его время, он поднимает свой тяжелый подбородок и нацеливает на жертву лазерный взгляд своих холодных голубых глаз.

Но теперь его подбородок дрожал.

— Что-то ты не в себе, — сказал я.

— Конечно, я просто обожаю возить своего младшего брата в тюрьму. Может быть, нам удастся заставить Дейва сделать что-нибудь противозаконное, чтобы я отвез и его?

Я искренне посмеялся над этими словами. В ту минуту, когда вы больше не в состоянии смеяться, считайте, что с вами покончено.

— Расслабься, чувак, — сказал я. — Вот увидишь, это время пролетит незаметно.

— Я бы убил кого-нибудь, — ответил он. — Кого-то вроде Кевина Даунинга.

Трудно было не согласиться. Кевин Даунинг был старшим прокурором в налоговом подразделении министерства юстиции и одним из первых, к кому я обратился. Я вручил ему ключи от королевства, все секреты незаконных операций швейцарских банкиров, а он набросился на меня, как бешеный пес. Дуг, юрист с безупречной этикой, воспринимал Кевина Даунинга как низшую форму жизни в своей профессии — мелкого, лицемерного, корыстного и злобного придурка.

— Кто еще в твоем списке? — спросил я.

— После Даунинга? Конечно, Оленикофф.

Ну, конечно, Игорь Оленикофф. От одного упоминания его имени моя кровь вскипала. Оленикофф был уроженцем России, калифорнийским магнатом в сфере недвижимости, мультимиллиардером и самым крупным моим клиентом в годы работы в UBS. Впервые мы встретились с ним в одной из морских гаваней, где каждая яхта стоит как дом, их экипажи будто сошли с рекламных плакатов марки Abercrombie & Fitch, а любовницы их владельцев трясут своими силиконовыми сиськами и алмазными браслетами прямо перед лицами их жен. Затем я встретился с ним еще один раз и представил его моему коллеге из Лихтенштейна, Марио Стагглу, настоящему мастеру в деле сокрытия денег и личностей их владельцев.

Оленикофф имел большие деньги, и он хотел, чтобы значительная их часть была припрятана на черный день где-нибудь подальше от хищных глаз налоговой службы США. Поэтому Марио создал два траста в Лихтенштейне с тремя принадлежавшими им голландскими фирмами-однодневками, в которых Оленикофф был единственным бенефициаром. Вскоре после этого я разместил на нескольких номерных счетах в швейцарском UBS 200 миллионов долларов прибыли от операций Оленикоффа с недвижимостью в США. Единственное, что могло идентифицировать Оленикоффа как настоящего владельца счета, была специальная карточка с его именем и кодовое слово. Эта карточка была закрыта в сейфе в нашей женевской штаб-квартире, а доступ к этому сейфу был только у меня и моего босса, Кристиана Бовэя. Никто другой в UBS не знал имени Оленикоффа.

С технической точки зрения в этой операции не было ничего незаконного, за исключением того, что Оленикофф «забыл» упомянуть швейцарские деньги в своей налоговой декларации, поданной в США. У меня было немало богатых американских клиентов в UBS, и, то, заполняют ли они налоговую форму W-9 или нет, совершенно меня не касалось. Однако не поймите меня неправильно. Я не был ребенком и знал, что я делаю. А UBS