я два дня не был у нее, что я не люблю ее… Завтра надо сходить…

Что-то тяжело. Сегодня хотел работать — не могу. Пришлось убежать к Штрейну… Усыпляет он меня теперь моментально… Все-таки он какая-то гадина…

11 марта. Боже мой, какой я все-таки мерзавец. За что я обидел сегодня Женю… Сегодня она была у меня — такая ласковая. Заговорила о Штрейне, назвала его шарлатаном. Конечно, она права, но я стал возражать. Она заплакала. Я схватил шапку и вышел из комнаты. Зачем я сделал — не знаю… Глупо, гадко, гадко…

12 марта. Штрейн говорит, что я очень хороший пациент. Спрашивал, вижусь ли я с Женей. Зачем ему? Что-то ответил…

Сегодня я проспал у него больше часа. Когда я проснулся, он стоял около меня бледный, измученный. Говорил, что сегодня он на меня потратил всю свою волю… Шарлатан…

13 марта. Опять, опять. Какая я свинья. Встретился с Женей. Хотел ее поцеловать, но вспомнил о нашей ссоре и остановился. Говорила о том, что я не прихожу. Хотел рассказать, но вдруг что-то толкнуло сказать ей грубость. Назвал ее мещанкой. Плакала. Хотел приласкать, уговорить — и не мог… Господи, я, кажется, не себе принадлежу… Кто-то говорит, делает, живет за меня…

Неужели?..

14 марта. Была Женя. Сегодня, когда она хотела меня поцеловать, я в первый раз заметил, что у нее немного гнилые зубы и левая щека в веснушках. Может быть, это пустяки, но мне как-то стало неловко за нее…

Не ссорились, но молчали…

15 и 16 марта. Был у Штрейна. Меня к нему что-то тянет. Ни разу не пропустил… Какой он противный.

17 марта. Какой ужас… Была Женя… Неужели опять одиночество, неужели опять пустая комната и голые стены…

Я чувствую, что люблю Женю, но не так, чтобы можно было вместе с ней сделать себе настоящую жизнь. Я уважаю ее, она хорошая, добрая… Она может быть прекрасным другом, но — этого мало… Я чувствую, что после нескольких интимных, близких минут — она мне станет противной…

Ночью. Даже спать не могу… Тяжело, тяжело. Как камень вместо сердца. Чужая душа во мне. Как болезнь. Скорей бы утро… Побегу к Штрейну — пусть усыпляет. Только с ним я чувствую себя не так…

18 марта. Я готов с ума сойти… Боже, как тяжело. Получил от Жени записку, чтобы пришел — не могу идти. Не могу. Понимаете — не могу. Идти и целовать ее в холодные липкие губы и веснушчатое лицо? Не пойду… Я чувствую, что я обязан перед ней. Ведь она же невеста… Ну, что же делать — пусть требует от меня всего, что хочет — а я не могу…

19 марта. Если бы я был религиозен, я бы молился… Я бы по целым часам стоял в часовнях и у церквей… Неужели вся эта тяжесть на душе от проклятых сеансов Штрейна? Чтобы он издох тогда, проклятый гад…

А что, если бы действительно?..

Ночь, 3 часа. А что, если бы действительно Штрейна вдруг не стало? Автомобилем бы переехало… К кому бы я тогда старался убежать, о ком бы я тогда думал?

20 марта. Сегодня на сеансе так и хотелось ударить Штрейна стулом по голове… Я чувствую, что во мне воля этой гадины. Он медленно душит меня — и если бы не стало его, не стало бы и этой воли. Не стало бы…

Вечер. Сегодня хотел пойти к Жене. Я чувствую, что я люблю ее, но стоит мне увидеть ее, как у меня вырастает волна какого-то озлобления на нее… Проклятый Штрейн, это твоих рук дело…

21 марта. А что, если бы Штрейна не стало?.. Вдруг бы его нашли с расколотым черепом?.. Вдруг бы…

22 марта. Мерзость и гадость… Сегодня во время ссоры я, интеллигентный, чуткий человек, приват-доцент Линев, ударил Женю. По лицу кулаком. Ударил, и чувствовал такое злорадство. А душа так болела, так болела… Господи, куда я иду… Спаси меня, Господи…

23 марта. Сегодня видел во сне, будто кто-то убил Штрейна. Кто-то… И вдруг я почувствовал себя легко-легко. И Женя была тут же. Подарила мне кашне…

24 марта. Не могу… Не могу… Я — не свой. Во мне — Штрейн. Он мучает меня, душит. Я, я сам, я должен убить его, чтобы выбросить из себя его окаянную змеиную волю. Это так…

25 марта. Понял, понял. Да, я должен эго сделать. Вот сейчас, когда я придумал это, мне сразу стало легко. Я чувствую, что с того момента, когда кончится его жизнь, кончится его власть надо мной, кончится эта чужая холодная сила во мне… Иначе я не могу жить. Или себя, или его — но я должен убить. Вдруг я свободен от его глаз, от его мыслей — снова… Каторга, оправдание — все равно. Разве можно жить с тем, с чем я живу сейчас… Ведь это хуже смерти. И своей, и его…

26 марта. Пил… Много пил. Мучительно тяжело… Женю видел на улице. Увидала меня — затряслась, заплакала… Скоро, скоро…

Опять надо пить…

28 марта. Все в порядке. Бумаги, письма. Может быть, кто-нибудь прочтет мой дневник — запомните. Я, Арсений Сергеевич Линев, в здравом уме и твердой памяти иду убивать Штрейна, грязную, старую змею, который высосал у меня всю душу… Если мне не удастся убить эту гадину, я убью себя… В таком случае, этот дневник — моя посмертная записка. Господи! Спаси мою душу…»

На этом, господа судьи и господа присяжные заседатели, дневник кончается… Как вам известно из дела, подсудимый Линев, взяв с собой револьвер системы Смита и Вессона, в ночь на 29 марта отправился к дому убитого Штрейна и, постучав в ворота, потребовал, чтобы хозяин вышел к нему на улицу. Когда, встревоженный таким поздним визитом, Штрейн вышел полуодетый, прикрывшись пальто, на улицу, Линев, как это рассказывал после случайный свидетель, надворный советник Титов, дико посмотрел на него, перекрестился и выстрелил почти в упор.

Штрейн упал и недолгое время бился в судорогах. Линев в это время стоял около него и, зажав голову руками, твердил какую-то молитву. Какую — свидетель точно не помнит… Когда Штрейн последний раз вздрогнул и скончался, на лице у Линева — как говорит тот же свидетель, — заиграла радостная, осмысленная улыбка, и он размашисто перекрестился.

— Слава Богу, — проговорил Линев. — Наконец-то…

Затем подсудимый бросил револьвер и побежал. Следствием дознано, что бежал он в ближайший участок. Там, после сознания в убийстве, кроме странного заявления о книгах, он обратился к дежурному помощнику пристава со следующей просьбой:

— На улице такой-то, в доме под номером таким-то, живет моя невеста такая-то… Передайте ей непременно же завтра, что теперь я свободен, и что бы со мной ни случилось — я всегда буду любить и сейчас люблю только ее одну. Люблю — так и передайте ей.

Это его буквальные слова. Теперь перейдем к более детальному освещению дела…