увеличиваясь.

Решил на нее внимания не обращать. А в оставшиеся часы повспоминать лучше, как провел отпуск. Про бесконечные пляжи, про теплый желтый песочек, про пурпурное море и про местных красавиц, которые не упустят случая познакомиться с таким кавалером, как я. Самое время, пока есть возможность побездельничать до прилета на родную шахту.

Разумеется, воспоминания были грубо прерваны недовольным голосом начальника спасательной команды, о появлении которой шлюпка, зараза, не предупредила:

— Спас-борт номер двадцать шесть. Регистрирую рядом с вами материалы органического происхождения. Начинать зачистку до вашего извлечения? Или это ваш любимый пудель, не вместившийся в шлюпку?

Вот так: с небес — на землю. Вернее, с земли на небеса. В общем, к проблемам настоящего.

Я связь включил и поспешил ответить:

— Это мой друган, Марикайнен. Не успел на шлюпку. Наверняка его родственники захотят похоронить останки на местной почве. Ну, хотя бы в станционной оранжерее.

— Вижу, настроение у вас бодрое — кислорода хватает. Надеюсь, оно таким же и останется, когда мы будем проверять вашу версию несчастного случая… Приготовьтесь к стыковке.

Хоть и заранее предупреждают, а момент жесткого захвата всегда пропускаешь. Все внутренности сотрясаются. Зато потом можно расслабиться и даже полюбоваться на выносные конструкции станции, потому как обычно в это время готовишься к посадке, а тут за тебя всё делают и, причем, бесплатно — в счет страховки.

Дальше процедура рутинная: мед-освидетельствование, проверка документов, встреча с адвокатом судовладельца, который как дважды два докажет, что в катастрофе виноват лично ты, и только большая любовь ко мне позволяет не требовать с меня стоимость погибшего межпланетника.

Пока спас-корабль стыковался к станции, я быстренько уложил желе в ящик и приготовился к выходу. Главное — сразу заявить, что передаю чужое имущество согласно действующим стандартам ответственному лицу. Еще бы это лицо найти. Самое простое — по нашивкам на нем или по его выражению. То есть, выражению лица.

Вот оно. Надменное и неподступное. Чтобы с дурацкими вопросами не совались. А для руководителя комиссии по расследованию катастрофы любой вопрос, ему заданный, дурацкий по определению. Только руководитель может спрашивать и выслушивать ответы на свои вопросы. Всё остальное немедленно отсекается.

Я не стал спрашивать. Только улыбнулся и ручкой ему помахал. Той, которая свободна от ящика была. Привлек внимание. Меня сразу в оборот взяли, без очереди, — остальным пострадавшим предстояло еще долго томится в ожидании, пока префекты снизойдут до их насущных нужд.

— Согласно существующим законам и волеизъявлению покойного, его имущество отписывается тому, кто последний раз видел его живым. То есть — вам.

— Мне? — зачем-то уточнил я. Кроме меня и адвоката никого в его приемной не было. Или, по крайней мере, я никого не видел.

— Вам. Тело, по завещанию, — тоже. К сожалению, голову господина Марикайнена найти не удалось. Надеюсь, вы не в претензии.

— Зачем мне этот безголовый?! — возмутился я.

— Сочувствую, — адвокат попытался похлопать меня по плечу, — у вас наверняка будут проблемы с захоронением господина Марикайнена, согласно его конфессиональной принадлежности.

Да. Отказаться от наследства стоит таких денег, каких у меня сроду не было и не будет, даже если всю жизнь ни на что не тратить и только копить, копить…

— Текст завещания я могу попросить?

— Безусловно. Экземпляр я вам выдам. Это единственный заверенный печатью документ, который вы можете получить. В случае порчи или утери он не возобновляется, а вы платите соответствующий штраф. Поставьте дактило-печать, пожалуйста. Вот здесь… И здесь… Очень хорошо. Поздравляю вас с вступлением в права наследования. До свидания.

Вежливый какой. Выпроводил — ни одного грубого слова не сказал. И в ответ ему ничего не скажешь. А я мог бы. Особенно после того, как прочитал условия завещания. Гад Марикайнен требовал, чтобы я отвез его вниз, на планету, похоронил по стандартному обряду, а за это я смогу распоряжаться его ящиком.

Нужен он мне! Ага! Если учесть, что до ближайшей пассажирской кабины космо-лифта ждать пять стандартных суток, то перспективы складываются не радужные. Единственное преимущество — администрация шахты всё равно мне платит, как за вынужденный простой. Сейчас платит. А как вернусь — двойную выработку назначит, и отрабатывай.

И, кстати, где мне его хранить? Марикайнена этого? Из общественного холодильника нас выперли, едва я палец к документу припечатал. Пришлось тащить в комнату транзитных пассажиров, в которой меня поселили, пока я с делами не разберусь. Совсем забыл, что к ободу станции тяжесть увеличивается. Тележку сдуру не взял и, пока дошел, вконец устал. Марикайнен же не только тяжелый, а еще неудобный к переноске, жутко холодный и скользкий — плечо потом два дня болело.

Добрался кое-как. Еле запихнул в верхнюю морозилку — пришлось две полки снять, а стандартные продукты сразу готовить и есть.

Только поесть успел — даже посуду в очиститель не убрал — новая напасть. От которой дверь трясется и чуть из пазов не выскакивает.

— Войдите!

Когда так стучат, то непрошенных гостей лучше пригласить, а не то наверняка дверь сломают, скажут, что так было, а если будешь возражать — заставят заплатить за починку. Чтобы их приход не фиксировался — звонком пользоваться не стали. Грамотно. Видеоряд глазка заглушен — лиц не разглядеть. Всё вместе — явный почерк криминальных деятелей. Они всегда там трутся, где денег можно урвать. Видимо, с деньгами у меня сейчас хорошо.

Хорошо у меня только с трупом в холодильнике и с жестяным ящиком. Стало быть — они и есть то ценное, за которым бандиты явились.

Ввалились четверо громил моего роста, хоть в плечах и пошире. Так они не на шахтах вкалывают, а как желтые люди — в спортзалах мышцы качают и приемы отрабатывают. Тяжеловато с ними тягаться. Я и не стал. Жду, что скажут. Не будут же они молчать и жестами изъясняться.

Так и есть. Мозгом у них пятый работал, спрашивает:

— Где он?!

— В холодильнике, — отвечаю. И показываю, где этот самый холодильник, а то поперепутают, только мебель зря поломают.

Один амбал ручку рванул со всей дури — чуть дверцу не оторвал. Марикайнен на него возьми и выпади. Он замерзший, твердый. Сильно по голове парню втемяшил. Теперь шишка будет.

Я, конечно, посоветовал холодненькое приложить — вот хотя бы ладонь трупа. Ну, ту, которая у него еще осталась.

— Ящик где?! — снова пятый заверещал.

Не люблю таких дерганых. Сами себе