- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (5) »
возлежала посреди лужайки в белом пластмассовом шезлонге и обильно смазывала маслянистой жидкостью все не прикрытые куцым узбекской расцветки купальником телеса. Половину ее лица прикрывали знаменитые оранжевые очки.
Свидерский взял один из велосипедов и лихо покатил вниз по узкому шоссе, нанизывавшему на себя городки, как виноградины. Когда навстречу выбежала поляна с огромными деревьями, обильно усыпанными черными вишнями, велосипедист понял, что пора сделать привал.
Через полчаса он уже усердно отмывал у гостеприимного придорожного фонтанчика свои ладони и губы, посиреневевшие от вишневого сока.
Совсем внизу было Женевское озеро, неспешно выкладывавшее перед сидельцами пляжей веера картинок с отражениями облаков на голубом небе. На другом берегу сиреневели Альпы; Свидерскому показалось даже, что он видел знаменитый Монблан.
Путь вверх был порою труден, порою совсем мучителен. Будь его велосипед чуть похуже, сорокалетний писатель вообще бы не осилил последний подъем.
— А у нас мало кто из велосипедистов в гору едет, — сказала мадам Конобеефф. — Обычно они пешком идут и велосипед рядом с собой катят.
5
Кормили их по-домашнему хорошо, хоть повара были не профессионалы, а местные жители, что любили и умели готовить. Свидерскому подали второе на отдельном блюде — у него была аллергия на лук и чеснок, и он заранее предупредил об этом хозяев. — Аллергия? — сказала мадам Беркутова. — Никакой аллергии у вас нет, это все капризы. — Хотел бы я, чтобы это было так, — дипломатично сказал Свидерский. — Но увы… — Вы все выдумываете про свою аллергию, — не унималась мадам Беркутова. — С чего вы взяли, что такая болезнь вообще есть? Я вам точно скажу: никакой аллергии не существует. — Я уважаю ваше мнение, но боюсь, что вы окажетесь в одиночестве против научных авторитетов всего мира. — Подумаешь, наука! Ученые сегодня говорят одно, а завтра другое; кто им верит? «С такими-то заскорузлыми взглядами — и писательница? — думал Свидерский. — Что же за разумное, доброе, вечное сеет в своих романах эта вздорная и невежественная баба?»6
Вечер был отдан футболу. Шел чемпионат Европы. Боливийская поэтесса деликатно и ненавязчиво болела против испанцев, как правило, из соседней комнаты, где она отбивала многочисленные послания по электронной почте своему жениху-французу. Мистер Элленсон и мадам Беркутова, напротив, просиживали часы перед телевизором; между ними на столике телевизора голубела очередная бутылка финской водки. Элленсон обычно подремывал в углу дивана; пробуждался он только когда в телевизоре происходило что-нибудь сверхважное: забивался гол или не забивался пенальти. Тогда он дико выкрикивал: «Всыпать им, мерзавцам!» — после чего возвращался в знакомые долины сна. Кто были эти загадочные «мерзавцы», для всех оставалось тайной. Мадам Беркутова остервенело болела за чехов и против русских. Мало того, она добивалась, чтобы все остальные тоже болели за чехов. Когда маленький ребенок выказывает некий особенный каприз, вся семья ему в это потакает. Мадам Беркутова, нелегкое чадо писательской фамилии, в подобном потакании остро нуждалась. Старинный дом наполнился писательскими воплями. Пришла откуда-то сверху Лана Фройнд, ненавидевшая футбол и все с ним связанное, ровно полторы минуты смотрела на экран, гадливо поморщилась и спросила: — Ну, и что вы тут все делаете? — Болеем за чехов, — проснулся Элленсон. — Коллективно. — Коллективно, да? Ну-ну, болейте. И она удалилась в просторы своего очередного романа. Что же до Свидерского, он с интересом смотрел футбол, но на звуковой палитре следов не оставлял. Чехи играли с немцами и забили гол. — О, это великий гол! — завизжала мадам Беркутова. — О, какой гол! — Да самый обычный удар головой с углового. Стандартный гол, — сказал Свидерский, сам в юности поигрывавший в футбол. Это была его роковая ошибка. — Обычный? — ядовито сказала мадам Беркутова. — По-вашему, российские голы лучше? Только мы их что-то немного видим. — Дело не в национальности голов, а в их качестве, — стал объяснять Свидерский. — Я лично люблю голы нестандартные, запоминающиеся. Но куда там! Мадам Беркутова в тонкости не входила даже когда писала свои романы для женщин. А тут уж сам чешский Бог велел в тонкости не входить. — Вы просто не любите нашу страну и наш народ, — разъяряла она себя. — Я бы на вашем месте не стал делать столь поспешных и опрометчивых выводов, — сказал Свидерский. — Могу вас заверить, что я ко всем народам отношусь одинаково хорошо и непредвзято. Но мадам Беркутова слышала только то, что она хотела слышать, и злобный оскал ее лица стал совсем уж напоминать одного из грифонов Нотр-Дам.7
Наутро дождик босоного пробежался по крышам домов и верхушкам деревьев. Мадам Беркутова с потерянным видом обходила писателей и спрашивала: вы что что-нибудь понимаете в компьютерах? Я уронила мой лаптоп, и он теперь не включается. Никто не хотел иметь дел с этой дамой, и все отвечали: нет, ничего про лаптопы не знаем. У каждого, тем не менее, стоял в комнате привезенный с собою новенький лаптоп. Дошла очередь и до Свидерского. Он пожалел странноватую даму и решил прийти ей на помощь. Допотопного вида компьютер «Тошиба» исправно включился. — Когда я включила его утром, меню не появлялось. — А что вы такое с ним делали? — Я его сегодня утром уронила. Руки дрожали. Доискиваться до причин сего таинственного рукодрожания Свидерский не стал. — Вызовите мне панель управления из файла «Мой компьютер», — сказал он. — А то у вас тут все по-чешски, я ничего не понимаю. С виду все было нормально. — Кажется, работает, — глубокомысленно проговорил Свидерский. — Вы уж с ним поаккуратнее. — Ё, ё, — утвердительно ответила мадам Беркутова. Она говорила на восьми языках, на всех одинаково плохо. Какой из этих языков назвал бы своим это загадочное «ё-ё», оставалось неизвестным. За обедом выяснилось, что злополучный беркутовский лаптоп не работает опять. — Буду писать в блокнот, — с видом первопроходца Амундсена, садящегося в санную упряжь, сказала мадам Беркутова. Свидерский, у которого никакого лаптопа никогда не было и даже не предвиделось, писал в блокнот всю свою писательскую жизнь и ничего в этом страшного не видел.8
После обеда его перехватила в коридоре мадам Конобеефф. — Вы знаете, у нас здесь есть еще полуподвальная студия, в ней можно работать. У вас комната- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (5) »