Шишков Вячеслав Диво дивное (Чортова корчма)

Вяч. Шишков

ДИВО ДИВНОЕ

Чортова корчма

Касьян стриг овечьими - в полтора аршина - ножницами когти на ногах, хрипел Акулине: - Вот что, баба, лизаться мне с тобой, как с рыбиной, некогда. Пойду я, баба, в контрабанду. В Москве я был на выставке, а в контрабанде не был. Другие по святым местам шляются, мне это ни к чему, себе убыток, а патишествовать я страсть люблю. Сбирай меня. Захлюпала, засморкалась баба, руки затряслись. - Не хнычь, что ты! Из Москвы я ехал, в вагоне с человеком настоящим встретился. Туда, в Польшу, лен идет, а оттуда, через границу, резиновые титьки волокут; знаешь, ребят в городах выкармливать. Обогатит тебя, - говорит. Забрал Касьян льну самолучшего, поехал зайцем к Польше. Ехать неудобно: и под лавкой лежал, - какой-то обормот в нос каблуком заехал, - и на крыше, и на подножке перегона три висел, едва под колесья не попал, и был факт - по скуле кулаком наотмашь, больше часу челюсть сшевеленная была. Однако, на пятый день прибыл Касьян в самый аккурат, и главная суть - без копеечки, дарма, потому такция на железной дороге... благодарю покорно. Приехал - целые сутки возле корчмы на сеновале дрых: отлежался, пощупал скулу, пощупал переносицу - ничего, в плепорцию - и пошел в корчму чаи гонять. Корчма низенькая, вся прокисшая, как простокваша, под потолком лампочка чадит. Ах, хорошо, чудесно, народу - страсть: все паны да евреи, есть и русские, но не такие, как Касьян... Ку-уда! Так, одно званье, что Рассея. Даже драки нет. Одно слово, ерунда. Эх, разве дернуть и Касьяну самогонки. А что такое? Касьян свое вернет. - Слушай, как тебя! Дамочка приятная, - поманил он жирную черноокую хозяйку. - А дай ты мне на размер души в крепкую плепорцию. Денег у меня нет, подарю я тебе експорт называется. На! Взяла хозяйка пучечек льна чудесного, заколыхалась естеством, пошла, и - секунд в секунд: - Кушайте, пан, на здоровье! Угощайтесь. Хлобыстнул Касьян стакашек, и другой, и третий. Вдруг с души очень потянуло, и стало голову, как у барана, обносить. Что же это, а? Подошел к нему человечишко, кобелек не кобелек - лисица. - Тут, - говорит, - примесь, папаша, наворочена: для пущей крепости на табаке варят. - Я понимаю, - сказал Касьян. - Я сто разов здесь бывывал, всех жуликов в личность знаю. Проходи, кормилец, - и со стула пересел для верности на изрядный тючок собственного льна. А человечишко тоже возле Касьяна на корточки, и морда у него лисья, острая, нюхтит: так бы и долбанул ему в очки. - Вы, папаша, гусь? - спросил лисенок. - Сам ты гусь лапчатый. Я - Касьян, хрестьянин. За границу патишествую по своим делам. - Хи-хи-хи... Я про то и говорю: за границу полетишь? - Пошто лететь. Иропланщик, что-ли, я? Я завсегда через канаву чохом действую. Прыг - и за границей... А в голове у Касьяна гулы идут, а гвалт в корчме все веселей, все толще. Эх, вскочить, да сорвать с хозяйки красненькое платьишко, уж очень, понимаешь, телеса сдобны, физкультура называется. - Врешь! Не смущай, лисья твоя морда. У меня своя баба есть, женский пол... Молчи! - Что ты, папаша, я молчу, я не говорю... Это ты сам кричишь, - схихикал лисенок и очками поблестел. Глядит Касьян - над очками рожки лезут. "Чорт с ним, наплевать", - подумал Касьян: - "в случае неприятности - крестом окщусь." А тот окаянный ближе, ближе, того гляди, прыгнет в самый рот. Рыгнул Касьян, стиснул крепко зубы. - Там речка, - дышит очкастый Касьяну в лоб. - Речку переплывешь, тут тебе и Польша. - Не учи, - чрез зажатый рот прогнусил мужик, а сам вцепился горстями в лен, сидит, как гвоздь в стене. - А через канавку, папаша, не советую, - мяукает лисенок и рогом норовит боднуть Касьяна в бороду. - Один самоход из Польши шел с товаром, перекрестился, да через канаву прыг. А насупротив него солдат оказался со штыком. Закричал солдат: "Врешь, погоди молиться-то!". Сгребли, потащили мужика. Открыл глаза Касьян - нет лисенка. А только хозяйкин сладкий голос: - Врешь! Погоди молиться-то! Распрекрасная хозяйка на столе танцует, каблучками бьет, ведьмячьи глаза пламем полыхают. И все, сколько было в корчме гуляк, все в один голос на Касьяна: - Врешь, погоди молиться-то! Так и так украдем твой лен. Испугался Касьян, осенил себя святым крестом, дрожит: "Ах, какая проклятая контрабанда эта!", - подумал он. - "Действительно, упрут, дьяволы, мой лен: даже совсем без титек вернешься к бабе". Стали все в ладоши бить, подгавкивать, и черный кот взад-вперед ходит, хвостом крутит, а сам глаз зеленых с Касьяна не спускает. И вся корчма зазеленела. "Знаем, какие это коты", - подумал Касьян. И громко: - Я, православные, на улку, отдышаться. Сейчас вернусь. - А сам по-застенке, боком - фють! - на свежий воздух. То-ли сел, то-ли лег, ничего не понимает. Сердце стукочет, башка вокруг тулова колесом идет, два петуха дерутся, кто-то красный проскакал, и в роде как Польша напирает: прет, прет, прет, этакая бабища грудастая. - Куды на Рассею прешь? Ослепла! - закричал Касьян, а сам облапил ее, да в губки чмок. - Ах, пан мужичок! Ах, какой хороший лен. - Ты, дамочка, мой лен оставь, раз при тебе резиновых титек нет. Я знаю, зачем приехал. Я здесь двести разов бывывал. - А сам вторично в губки чмок. Глядь: евоная баба это, Акулина. Сплюнул Касьян сердито: - Что ты, стерьво косое, в сурьез подвертываешься! - да ей в ухо хлоп и... проснулся. Встряхнул головой, вскочил: туман, утро, огород не огород, сарайчики стоят. - Лен!! - заорал Касьян. - Где лен? Угоднички святые... Караул! - да бегом в корчму. - Вот что, хозяйка, у меня лен пропал. Я спецыяльно в контрабанду прибыл, а лен украденный. Подай лен! Хозяйка женской грудью ребенка кормит, самовар на столе кипит: - Ах, пан! Что-ж вы, пан, так неосторожно говорите: контрабанда... ая-яй! Вы у нас, пан, даже не гуляли. - Врешь, - прохрипел Касьян. - В твоей поганой корчме всякая чертовщина пущена антирелигиозная: петухи какие-то, коты с хвостом. Да ты и сама ведьма. Я этого не уважаю. Я в Москву отпишу. Меня на выставке чествовали. Мне все правители знакомые. Подай мой лен! А нет - всю тебя на куски ножом исполосую, не посмотрю, что красивше тебя на свете нет... Вот те Христос, не вру, - жарко, с присвистом задышал Касьян. А хозяйка улыбнулась: - На-те, пан мужик, опохмелитесь. Перекрестился Касьян, выпил, щелкнул себя в лоб: - Стой, приятельница! Дело вот в чем. Извиняюсь, вспомнил, - и что есть духу побежал на сеновал - ковырь, ковырь: ага, здесь, вот он ленок-кормилец: подальше схоронишь, поближе найдешь. Сел Касьян на тюк льна, радостно заплакал: - Угоднички святые!.. Ах, до чего приятно мне. Бог даст, контрабанду кончу с прибылью, всем вам по свечечке... Сидит, сморкается, ничего понять не может: был в корчме, не был, пил зелье, не пил, пил, нет... тьфу! Бубнит: - Скажи на милость, какое у границы колдовство... Есть чего будет на деревне рассказать... Ну,