Тина закрыла лицо руками, прячась от нестерпимого жара, но тут же в ее ушах зазвучал голос Грейвса: «…готовой ко всему». Она открыла глаза и увидела, что книги погасли так же быстро, как и загорелись. Обрывки обожженных страниц летали в воздухе, медленно ложась на пол. Освещенный только пламенем камина, кабинет стал темным, тихим, душным и совершенно пустым.
Тина медленно поднялась. Там, где несколько секунд назад стоял ее шеф, лежала лишь покореженная люстра, летали хлопья пепла и листы бумаги.
Это значит, что сейчас ее ждет очередной раунд…
Она глубоко вздохнула. Больше всего на свете ей хотелось сказать: «Это все нечестно и не по-настоящему. Отпустите меня домой». Но она этого не скажет…
В этот момент его рука обхватила ее шею. Так вытаскивают утопающих из воды и ломают шеи ненужным свидетелям.
Тина вцепилась в руку Грейвса, и палочка сама собой выскользнула из ее пальцев.
«Соберись, соберись…» - глотая воздух, Тина судорожно вспоминала прием, которому много лет назад учил ее отец. Отклонить корпус и ударить предплечьем вниз, в самое чувствительное место. Она сделала замах, но в этот момент Грейвс ослабил хватку и толкнул ее. Тина, уже начав движение, по инерции крутанулась вокруг своей оси и врезалась плечом в деревянную стену. Когда она открыла глаза, Грейвс стоял рядом, держа палочку у самого ее горла.
Это провал.
В тишине кабинета нагло громко тикали чудом уцелевшие часы.
Несколько секунд они молча глядели друг на друга, затем он опустил оружие.
- Ты молодец, Тина, - его голос был спокойным, и каждое слово, неспешное и тяжелое, застывало в полутьме. - Но тебе мешают эмоции.
Он сделал шаг вперед и оказался так близко, что Тина невольно вжалась спиной в стену. Он не преграждал путь, но она и так не могла пошевелиться. Взгляд Грейвса пригвождал к стене и пугал ее — до дрожи, до слабости в ногах. Наверное, даже на первом этаже Вулворт-билдинг было слышно, как колотится ее сердце, как прерывисто и взволнованно она дышит.
- Вместо того, чтобы обратить их в свою пользу или избавиться от них совсем, ты держишь их в себе до последнего и забываешь, что рано или поздно они вырвутся на свободу.
«Я схожу с ума».
- И тогда ты уже не сможешь просчитать последствия.
Сколько раз, сколько раз в своих мечтах она проигрывала эту сцену. Сейчас она строго скажет ему что-то о нарушении ее личного пространства и воззовет к здравому смыслу. И уж конечно, она не будет уподобляться тем дамам из обожаемых секретаршами любовных романов — которые млеют, тают и шепчут что-то вроде «О Персиваль…».
Но почему-то из пересохшего горла вырвался не ровный голос, а предательский сдавленный шепот.
- Мистер Грейвс…
Так же спокойно и уверенно, как и все, что он делал, Грейвс наклонил голову и приник к ее губам.
Вот сейчас. Вот сейчас она умрет. Он, конечно, обо всем позаботится, ее труп найдут в нескольких милях от здания конгресса, чтобы никто ни в коем случае не подумал, что аврор Голдштейн позорно умерла от счастья в объятьях своего начальника. Но пока… Пока, хотя бы минутку до этой смерти, можно насладиться триумфом и тем, как впервые в жизни сбывается ее мечта. Тем, как близко находится его сильное, разгоряченное после боя тело. Тем, как тепло его ладони проникает через тонкую ткань перепачканной блузки. Его рука заскользила по спине Тины, и она — еще не совсем понимая, протестующий это жест или уже не совсем — уперлась ладонью в его плечо, чувствуя, как напрягаются мускулы под рукавом.
Всего минуту… Всего одну минуту…
Грейвс отстранился, и Тина по инерции потянулась за ним, словно стараясь задержать его губы. Открыв глаза, она встретила его взгляд — внимательный, изучающий. И почувствовала, как откуда-то из глубины подступают слезы — это было слишком прекрасно, и это больше никогда не повторится.
- Мне нужно идти.
Грейвс не удерживал ее, и она, выскользнув из-под его руки, быстро подобрала беспомощно лежащую на полу палочку. Неловким взмахом расчистила себе путь до дивана, рядом с которым стоят ее туфли. За какие-то пять минут они разнесли здесь все, что было можно, и где-то среди разбитого стекла валялись осколки ее сердца.
- Мне показалось, ты была не против.
С этой минуты она обречена вздрагивать каждый раз, когда услышит его голос — каждый раз вспоминать вкус его губ и тепло рук.
- Это не имеет значения.
Раненая нога распухла и никак не хочет влезать в туфлю.
- И… почему же?
- Перестаньте! - резким движением, задев рану, Тина наконец победила туфлю и выпрямилась, стоя посреди разоренного кабинета. - Не притворяйтесь, что вы не понимаете. Вы хоть представляете, сколько раз мне пришлось отвечать на вопрос, с кем мне пришлось переспать, чтобы получить должность аврора?
- И с кем?
Тина скривила губы. Да, наверное это смешно.
- Если пойдут слухи… хотя бы даже об этой ночи, за которую вообще-то ничего не случилось — знаете, что будет с вами? Ничего. А знаете, что со мной? - Она не собиралась плакать, но успокоить дыхание никак не получалось. - Я не хочу навсегда войти в историю как та самая Голдштейн, которая получает продвижение по службе известным способом.
Грейвс смотрел на нее своим фирменным непроницаемым взглядом — привалившись спиной к стене, скрестив руки на груди.
- Ты хорошо все обдумала?
Набравшись смелости, Тина посмотрела ему в глаза. Оставалось только надеяться, что на лбу у нее не написано: «Переубеди меня, пожалуйста!».
- У меня было для этого достаточно времени.
Несколько секунд Грейвс смотрел на нее. Потом перевел взгляд куда-то на пол.
- Очень жаль.
Тина тоже смотрит в пол, и ей почему-то трудно дышать.
- Простите за погром.
- Забудьте, это мои проблемы. С вас завтра рапорт о том, как вы случайно встретили меня на 13-й улице, а после стычки с неизвестными субъектами сразу же вернулись домой, где ваша сестра виртуозно наложила вам повязку.
- Да, сэр.
Тина подобрала шляпу и плащ и оглядела кабинет, будто пытаясь понять, не забыла ли что-нибудь еще. Свою гордость, например?
На самом пороге ее остановил голос Грейвса.
- Мисс Голдштейн, я восхищаюсь вами.