муха. Бог мух.
– Ладно, Уинтроп, только не говори, что ты не веришь в Вельзевула.
– Я верю в существование зла, - твердо произнес Уинтроп.
– Нет, в Вельзевула. Живого. С рогами, с копытами.
– Ничего подобного, - еще жестче ответил Уинтроп. - Зло краткосрочно. И в конце оно должно проиграть.
Поллен неожиданно резко сменил тему:
– Между прочим, я буду делать дипломную работу у Винера. Позавчера мы с ним поговорили, и он меня берет.
– Да ты что? Здорово! - Уинтроп засиял и похлопал Поллена по плечу. Он всегда охотно радовался успеху других людей. Кейси часто отмечал это его свойство.
– Винер - кибернетик. Ну что ж, главное, чтобы вы друг друга вытерпели.
– А что он думает о твоей идее? - продолжал Уинтроп. - Ты ему рассказал?
– О какой идее? - спросил Кейси.
Поллен не хотел, чтобы Кейси знал слишком много. Но теперь, когда сам Винер познакомился с его замыслом и сказал, что это интересно, сухой ядовитый смешок Кейси был ему не страшен.
– Да ничего особенного. В общих словах речь идет о том, что эмоции, а не интеллект или разум, являются основой нашей жизни. В некотором смысле это очевидно. Невозможно определить, о чем думает ребенок, даже если он действительно думает, зато сразу видно, когда он сердится, пугается или радуется. Понятно?
То же самое с животными. Любому ясно, когда собака довольна или кошка испугана. Суть в том, что мы, попав в их обстоятельства, испытывали бы точно такие же эмоции.
– Ну? - насмешливо спросил Кейси. - И что дальше?
– Пока не знаю. Сейчас я могу лишь утверждать, что эмоции универсальны. Теперь предположим, что нам удастся правильно проанализировать все состояния людей и близких человеку животных, после чего приравнять их к видимой эмоции. Не исключено, что мы обнаружим тесное соответствие. Например, может выясниться, что эмоция А всегда вызывает за собой движение Б. Тогда мы сумеем применить эту теорию к животным, о чьих эмоциях нам трудно догадаться. Например, к змеям или крабам.
– Или мухам! - воскликнул Кейси и злобно хлопнул себя по плечу, после чего с торжественной яростью вытер ладонь. - Давай, Джонни, продолжал он. - Я буду поставлять мух, а ты веди эксперименты. Мы выступим основателями науки мухологии и приложим все силы, чтобы избавить мух от неврозов. В конце концов мы будем добиваться счастья для большинства, разве не так? Мух гораздо больше, чем людей.
– Хорошо, хорошо, - вздохнул Поллен.
– Слушай, Поллен, - поинтересовался Кейси, - а ты пытался заняться своей странной идеей? То есть мы все, конечно, знаем, что ты у нас кибернетическое светило, но я не читал твоих трудов. Существует так много способов убивать время, что некоторыми приходится жертвовать. – Какой идеей? - равнодушно спросил Поллен. – Перестань. Ты прекрасно помнишь. Эмоции животных и прочая чепуха. Ну, скажу я вам, были денечки! Тогда еще попадались сумасшедшие, теперь же одни идиоты. – Да, Поллен, так оно все и было, - сказал Уинтроп. - Я хорошо помню. Первый год ты работал над собаками и кроликами. Наверное, попробовал и мух Кейси. – Сама по себе идея ни к чему не привела, хотя и натолкнула на некоторые принципиально новые направления в кибернетике. Так что полным провалом я бы этот замысел не назвал. Почему они об этом заговорили? Эмоции! Да какое право имеют люди вмешиваться в эмоции? Они научились скрывать их при помощи слов. Именно страх перед первобытными эмоциями сделал язык первоочередной необходимостью. Поллен знал. Его машины пробили экран вербализации и вытащили подсознание на свет Божий. Мальчик и девочка, сын и мать. А также кошка и мышка, змея и птичка. Данные сливались в своей универсальности, обрушивались на Поллена и текли сквозь его сознание, пока он вдруг не понял, что более не в состоянии выносить прикосновение жизни. Последние годы он мучительно приучал себя к другим мыслям. И вот пришли эти двое и взбудоражили его сознание, подняв со дна всю муть. Кейси рассеянно махнул рукой, сгоняя с носа муху. – Плохо, - сказал он. - Мне казалось, ты мог бы добиться поразительных результатов, скажем, с крысами. Ну, не поразительных, но уж и не таких скучных, как с нашими почти что людьми. Я думал... Поллен помнил, о чем он думал.
– Черт бы побрал этот ДДТ, - проворчал Кейси. - Мне кажется, мухи его жрут. Знаешь, я хочу писать дипломную по химии, а потом работать с инсектицидами. Помоги мне. Я лично заинтересован в том, чтобы поубивать этих тварей. Они были в комнате Кейси. В ней попахивало керосином, так как недавно опять распыляли средство от насекомых. – Мух всегда можно перебить газетой, - пожал плечами Поллен. Кейси подумал, что он над ним издевается, и неожиданно спросил: – Как ты оцениваешь результаты своих исследований за год? Ну, помимо истинного итога, который для каждого ученого звучит одинаково: "ничего". – Значит, ничего, - кивнул Поллен. – Продолжай, - сказал Кейси. - Ты используешь больше собак, чем физиологи, а я готов поклясться, что собаки предпочли бы оказаться на их кафедре. И я их понимаю. – Да оставь ты его! - воскликнул Уинтроп. - Дребезжишь как пианино, у которого, расстроились все восемьдесят семь клавишей. Зануда! Кейси такого говорить не следовало. Неожиданно оживившись, он предусмотрительно отвернулся от Уинтропа и произнес: – Я скажу, что ты скорее всего найдешь в животных, если хорошенько присмотришься. Религию. – Какая глупость! - вспылил Уинтроп. - В тебя что, лукавый вселился? – Спокойнее, Уинтроп, - улыбнулся Кейси. - Не забывай, что лукавый - это эвфемизм для дьявола, а ведь ты у нас не ругаешься. – Не читай мне морали. И не богохульствуй. – Что же тут богохульственного? Почему блоха не может почитать собаку и преклоняться перед нею? Она ведь для нее источник тепла, пищи и прочих блошиных благ. – Я не собираюсь говорить на эту тему. – Почему же? Тебе будет полезно. Можно также доказать, что муравьед является для муравья существом высшего порядка. Он слишком велик, чтобы его осознать, и слишком могуч, чтобы помышлять о сопротивлении. Он носится среди муравьев, подобно невиданному, необъяснимому урагану, сея вокруг разрушение и смерть. Но для муравьев это не горе. Они считают, что разрушения ниспосланы им в наказание за грехи. А сам муравьед так и не узнает, что был божеством. Да ему это и не надо. Уинтроп побледнел. – Ты мелешь все это, лишь бы меня разозлить! Мне жаль, что ты рискуешь душой ради минутного развлечения. Позволь кое-что тебе сказать, - голос его задрожал. - Я буду говорить очень серьезно. Досаждающие тебе мухи - есть твое наказание в этой жизни. Вельзевул,
– Слушай, Поллен, - поинтересовался Кейси, - а ты пытался заняться своей странной идеей? То есть мы все, конечно, знаем, что ты у нас кибернетическое светило, но я не читал твоих трудов. Существует так много способов убивать время, что некоторыми приходится жертвовать. – Какой идеей? - равнодушно спросил Поллен. – Перестань. Ты прекрасно помнишь. Эмоции животных и прочая чепуха. Ну, скажу я вам, были денечки! Тогда еще попадались сумасшедшие, теперь же одни идиоты. – Да, Поллен, так оно все и было, - сказал Уинтроп. - Я хорошо помню. Первый год ты работал над собаками и кроликами. Наверное, попробовал и мух Кейси. – Сама по себе идея ни к чему не привела, хотя и натолкнула на некоторые принципиально новые направления в кибернетике. Так что полным провалом я бы этот замысел не назвал. Почему они об этом заговорили? Эмоции! Да какое право имеют люди вмешиваться в эмоции? Они научились скрывать их при помощи слов. Именно страх перед первобытными эмоциями сделал язык первоочередной необходимостью. Поллен знал. Его машины пробили экран вербализации и вытащили подсознание на свет Божий. Мальчик и девочка, сын и мать. А также кошка и мышка, змея и птичка. Данные сливались в своей универсальности, обрушивались на Поллена и текли сквозь его сознание, пока он вдруг не понял, что более не в состоянии выносить прикосновение жизни. Последние годы он мучительно приучал себя к другим мыслям. И вот пришли эти двое и взбудоражили его сознание, подняв со дна всю муть. Кейси рассеянно махнул рукой, сгоняя с носа муху. – Плохо, - сказал он. - Мне казалось, ты мог бы добиться поразительных результатов, скажем, с крысами. Ну, не поразительных, но уж и не таких скучных, как с нашими почти что людьми. Я думал... Поллен помнил, о чем он думал.
– Черт бы побрал этот ДДТ, - проворчал Кейси. - Мне кажется, мухи его жрут. Знаешь, я хочу писать дипломную по химии, а потом работать с инсектицидами. Помоги мне. Я лично заинтересован в том, чтобы поубивать этих тварей. Они были в комнате Кейси. В ней попахивало керосином, так как недавно опять распыляли средство от насекомых. – Мух всегда можно перебить газетой, - пожал плечами Поллен. Кейси подумал, что он над ним издевается, и неожиданно спросил: – Как ты оцениваешь результаты своих исследований за год? Ну, помимо истинного итога, который для каждого ученого звучит одинаково: "ничего". – Значит, ничего, - кивнул Поллен. – Продолжай, - сказал Кейси. - Ты используешь больше собак, чем физиологи, а я готов поклясться, что собаки предпочли бы оказаться на их кафедре. И я их понимаю. – Да оставь ты его! - воскликнул Уинтроп. - Дребезжишь как пианино, у которого, расстроились все восемьдесят семь клавишей. Зануда! Кейси такого говорить не следовало. Неожиданно оживившись, он предусмотрительно отвернулся от Уинтропа и произнес: – Я скажу, что ты скорее всего найдешь в животных, если хорошенько присмотришься. Религию. – Какая глупость! - вспылил Уинтроп. - В тебя что, лукавый вселился? – Спокойнее, Уинтроп, - улыбнулся Кейси. - Не забывай, что лукавый - это эвфемизм для дьявола, а ведь ты у нас не ругаешься. – Не читай мне морали. И не богохульствуй. – Что же тут богохульственного? Почему блоха не может почитать собаку и преклоняться перед нею? Она ведь для нее источник тепла, пищи и прочих блошиных благ. – Я не собираюсь говорить на эту тему. – Почему же? Тебе будет полезно. Можно также доказать, что муравьед является для муравья существом высшего порядка. Он слишком велик, чтобы его осознать, и слишком могуч, чтобы помышлять о сопротивлении. Он носится среди муравьев, подобно невиданному, необъяснимому урагану, сея вокруг разрушение и смерть. Но для муравьев это не горе. Они считают, что разрушения ниспосланы им в наказание за грехи. А сам муравьед так и не узнает, что был божеством. Да ему это и не надо. Уинтроп побледнел. – Ты мелешь все это, лишь бы меня разозлить! Мне жаль, что ты рискуешь душой ради минутного развлечения. Позволь кое-что тебе сказать, - голос его задрожал. - Я буду говорить очень серьезно. Досаждающие тебе мухи - есть твое наказание в этой жизни. Вельзевул,