больше! Вся Канада! Тринадцать... М?

И вновь заныли раны, По старой памяти просясь на фронт. Пахнуло ветром Арктики! Что делать?

Гм... Успокоиться, во-первых. Вспомнить, Что это ведь воззванье к молодежи, А я? Моя-то молодость тово... Я грубо в горсть ухватываю печень. Черт... ни малейшей боли. Я за почки: Дубасю кулаками по закоркам Но хоть бы что! Молчат себе. А сердце?

Тут входит оживленная жена: "Какая новость! Слышал?"

- "Да. Ужасно. Прожить полвека, так желать покоя И вдруг опять укладывать в рюкзак Свое солдатство. А?"

- "Не понимаю". - "А что тут, собственно, не понимать? Ну, еду... Ну, туда, бишь... в это... как там? (Я сунул пальцем в карту наугад.) Пишите, дорогие, в этот город! Зовется он, как видите, "Кок...", "Кок..." (Что за петушье имя?) "Кокчетав". Вот именно. Туда. Вопросы будут?" 1954 Илья Сельвинский. Избранные произведения. Библиотека поэта (Большая серия). Ленинград: Советский писатель, 1972.

КОКЧЕТАВ Республику свою мы знаем плохо. Кто, например, слыхал про Кокчетав? А в нем сейчас дыхание пролога! Внимательно газету прочитав, Вы можете немало подивиться: И здесь его название... И вот. Оно уже вошло в передовицы И, может быть, в историю войдет. Здесь травка, словно тронутая хной, Асфальт приподымает над собою, Здесь грязи отливают синевою: Копнешь - и задымится перегной; Всё реже тут известнячок да глинка, И хоть в кафе пиликают "тустеп", Отсюда

начинается

глубинка, Великая

нехоженая

степь.

Что знали мы о степях? Даль, безбрежье, Ковыль уснувший, сонные орлы, Легенда неподвижная забрезжит Из марева такой дремотной мглы... Про сон степной, Азовщину проехав, Пленительно писал когда-то Чехов; Исколесив казачий Дон и Сал, Про ту же дрему Шолохов писал,А степь от беркута до краснотала Неистовою жилкой трепетала!

Степь - это битва сорняков друг с другом. Сначала появляется пырей. Он мелковат, но прочих побыстрей И занимает оборону кругом. Но вот полыни серебристый звон... Ордою сизой хлынув на свободу, Из-под пырея выпивая воду, Полынь его выталкивает вон! А там типец, трава эркек, грудница... И, наконец, за этими тремя Летит ковыль, султанами гремя, Когтями вцепится и воцарится.

Степь - это битва сорняков. Но степь Есть также гнездование пеструшки, А в этой мышке - тысяча судеб! Пеструшкою бывает сыт бирюк, Пеструшку бьет и коршун и канюк, Поймать ее - совсем простая штука, А душу вынуть - проще п 1000 устяка: Ее на дно утаскивает щука, Гадюка льется в норку пестряка, И, наконец, все горести изведав, Он кормит муравьишек-трупоедов. Ковыльники пушные шевеля, Пеструшкой степь посвистывает тонко, Пеструшка в ней подобье ковыля, И - да простит мне критик Тарасенков Научный стиль поэзии моей Пеструшка - экономика степей.

И вдруг пошло, завыло, застучало Какое-то железное начало. Степь обомлела - и над богом трав Вознесся городишко Кокчетав. В обкоме заседают почвоведы, Зоологи, политинструктора, Мостовики, дорожники - и едут Длиннющим эшелоном трактора. Где древле был киргиз-кайсацкий Жуз, Где хан скакал, жируя на угодьях, Теперь in corpore* московский вуз И прыгает по кочкам "вездеходик", В нем бороды великие сидят, И яростно идет на стенку стенка Испытанных в сражениях цитат Из Дарвина, Мичурина, Лысенко, И, как бывает в нашей стороне, Спервоначалу всё как по струне,

Но вот пошли просчеты, неполадки, Врывается и вовсе анекдот: Ввозя людей, забыли про палатки. А дело... Дело все-таки идет.

Вонзился пятиплужный агрегат И царственный ковыль под гильотины! Но с этой же эпической годины Пеструшка отступает наугад. Увы, настали времена крутые: Перебегают мышьи косяки. За ними волки, лисы, корсаки. Как за кормильцем аристократия,А Кокчетаву грезятся в степи На чистом поле горы урожая! Он цифрами республику слепит, Самой столице ростом угрожая.. Да, он растет с такого-то числа Недаром среди новых пятиплужий У побережья гоголевской лужи Античная гостиница взошла! Недаром город обретает нрав, И пусть перед родильным домом - яма, Но паренек в четыре килограмма, Родившись, назван гордо: "Кокчетав"!

Вы улыбнулись. Думаете, шутка, Но чем же лучше, например, "Мишутка"?

* В полном составе (лат.). - Ред. 1954 Илья Сельвинский. Избранные произведения. Библиотека поэта (Большая серия). Ленинград: Советский писатель, 1972.

ШУМЫ Кто не знает музыки степей? Это ветер позвонит бурьяном, Это заскрежещет скарабей, Перепел пройдется с барабаном, Это змейка вьется и скользит, Шебаршит полевка-экономка, Где-то суслик суслику свистит, Где-то лебедь умирает громко.

Что же вдруг над степью понеслось? Будто бы шуршанье, но резины, Будто скрежет, но цепных колес, Свист, но бригадирский, не крысиный Страшное, негаданное тут: На глубинку чудища идут.

Всё живое замерло в степи. Утка, сядь! Лисица, не ступи! Но махины с яркими глазами Выстроились и погасли сами. И тогда-то с воем зимних вьюг Что-то затрещало, зашипело, Шум заметно вырастает в звук: Репродуктор объявил Шопена.

Кто дыханием нежнейшей бури Мир степной мгновенно покорил? Словно плеском лебединых крыл, Руки плещут по клавиатуре! Нет, не лебедь - этого плесканья Не добьется и листва платанья, Даже ветру не произвести Этой дрожи, сладостной до боли, Этого безмолвия почти,Тишины из трепета бемолей.

Я стою среди глухих долин, Маленький - и всё же исполин.

Были шумы. Те же год от года. В этот мир вонзился шум иной: Не громами сбитая природа Человеком созданная. Мной. 1954, Берлинский совхоз Кокчетавской области Илья Сельвинский. Избранные произведения. Библиотека поэта (Большая серия). Ленинград: Советский писатель, 1972.

ПЕРВЫЙ ПЛАСТ Еще не расцвел над степью восток,

Но не дождаться утра И рупор сказал, скрывая восторг:

"Внимание, трактора!"

Громак переходит лужу вброд,

Оттер от грязи каблук, Сел. Сейчас он двинет вперед

"С-80" и плуг.

У этого плуга пять корпусов,

По сталям сизый ручей. Сейчас в ответ на новый зов

Пять упадут секачей.

Уже мотор на мягких громах,

Сигнала ждут топоры... Так отчего же, товарищ Громак,

Задумался ты до поры?

Степь нахохлила каждую пядь,

Но плуг-то за пятерых! Ее, бескрайнюю, распахать

Как новый открыть материк;

Она покроет любой недород,

Зерно пудовое даст. Громак! Тебе поручает народ

Первый

поднять

пласт.

Какая награда за 1000 прежний труд!

Но глубже, чем торжество, Чует Громак: история тут...

И я понимаю его.

"Пошел!"

Отливая, как серебро,

Трактор грянул серьгой. Первый пласт поднялся на ребро,

За ним повалился другой.

И залоснился в жире своем,

Свиному салу сродни, Фиолетовый чернозем,

Перегнои одни.

Первая... Первая борозда!

Но что

одной

за цена? Этой ли тоненькой обуздать

Такое, как целина?

Желтеет степь, и рыжеет дол

Они

во весь

кругозор! А трактор ниточку повел,