верит.

Уже поздно, за шампанским, стали обсуждать, кто поедет в Россию переводчиком с Паркером — представителем английских компаньонов Бернье. Французскому промышленнику давно хотелось, чтобы Паркера сопровождал свой переводчик. Он уже несколько раз говорил Лангу, что не прочь был бы послать Дикову.

Но Лангу это не улыбалось. Русская беженка, будут затруднения, хлопоты, может быть, осложнения.

— А вы не боитесь попасть к нам в лапы, разве вы не верите легенде о Чека? — насмешливо спросил он Таню.

— Что же мне бояться? Кому я нужна? Не будете же вы мстить мне за дела предыдущего поколения. Да и не захотите делать неприятности м-р Бернье, — тоже с насмешкой ответила она.

— Молодец барышня. Вот таких бы побольше среди эмигрантов. Хорошо, будем работать вместе. Я сейчас поговорю по телефону и надеюсь, что устрою вам разрешение.

— По телефону? Но к кому же вы будете звонить так поздно? — удивился Бернье.

— О, не беспокойтесь, мы работаем день и ночь, — и нельзя было разобрать, гордость или издевка звучит в его голосе.

Ланг вышел из-за стола вместе с Галей.

— Вы действительно согласны ехать и не боитесь? — спросил Бернье Таню.

— Что же бояться, ведь вы же будете выручать меня, если со мной что-нибудь случится… А мне своими глазами интересно посмотреть на Россию. И я хорошие суточные получу. Ведь правда, господин директор? — спросила Таня, лукаво улыбаясь.

«Когда же эти глаза позволят быть мне дерзким? Чем связывает меня эта девчонка?» — подумал Бернье и потом громко сказал:

— Ну конечно. Только внимательно наблюдайте за всем и в Москве и на уральских приисках.

— Бернье настаивает. Нам выгодно ему уступить в этом пустяке, — быстро говорил Ланг Гале, направляясь с ней к телефонной будке. — Но если только она себе что-нибудь позволит, то даже Бернье не удастся вытащить ее от нас. Вызови сюда Воронова и установи за девчонкой особое наблюдение.

— Ну вот и отлично, — с улыбкой говорил он Бернье, возвращаясь в зал. — Сейчас сюда приедет Воронов, который отправляется в Россию вместе с Паркером. Я вас познакомлю. Очень милый человек. Ведь через неделю ехать. Надо все устроить с паспортами.

— Вы можете ехать через неделю? — спросил он Таню.

— Я готова, только позвольте все же позвонить мне домой, сказать, что я согласилась. Мои будут волноваться, вы сами понимаете.

Таня быстро пошла к телефонной будке. На ходу она бросила приятелю, русскому лакею:

— Миша, займи соседнюю будку. Надо с тобой переговорить. И смотри, чтобы за нами не следили.

— Они согласны, чтобы я ехала. Отъезд через неделю. Будешь ли ты готова? — спрашивала она кого-то по телефону: — Милая, милая, но ты знаешь, как мне за тебя страшно. А если все провалится? Как бы я хотела, чтобы это была не ты… Да, да, я знаю, ты скажешь, что так нужно. Но мне все-таки страшно. Все же я так бы хотела, чтобы всего этого не было. — Миша, — шептала Таня через стенку кабинки лакею, — сейчас сюда явится один чекист, Воронов. Я устраиваю пир горой. Мне необходимо, чтобы вы его сразу же оглушили какой-нибудь смесью. Чтобы, как только он сел за столик у него бы в глазах все замутнело и затуманилось. Чтобы он плохо различал, где я, где та — советская.

Минут через двадцать в зал вошел Воронов. Его вид всегда невольно притягивал общее внимание. Это был гладко выбритый русый гигант с руками не то грузчика, не то молотобойца. На пальцах сверкали крупные бриллианты. Его лицо, несмотря на чуть приподнятые скулы, было скорее красиво. Это не было лицо интеллигентного человека, но в то же время в нем, и особенно в его остром, внимательном взгляде, несомненно чувствовался какой-то опыт и знание жизни. Хорошо сшитый темно-синий костюм сидел на нем очень ловко, и по тому, как спокойно и уверенно шел он среди столиков ночного ресторана, было видно, что он чувствовал себя в привычной обстановке. В Париж Воронов приехал под видом директора одного из рудников на Урале. Но в переговорах он никакого участия не принимал и ничего не понимал в горном деле. Он был прислан в Париж для наблюдения за разными лицами. Воронов в Париже был очень занят, но все же находил время покутить как следует.

Он уже несколько вечеров провел в кавказском ресторане.

Лакеи, в большинстве бывшие белые офицеры, знали, кто он, и догадывались, зачем он приехал. Они были настороже. Но Воронов оказался совсем не похожим на других советских людей, как мелких, так и высоких. Он нашел с лакеями какой-то странный, но общий язык.

— Охота вам в Париже лакеями служить, всяким спекулянтам прислуживать? Поедем лучше со мной домой.

— Когда-нибудь поедем и без вашего приглашения, — заметил лакей, быстро пронося мимо блюдо.

— Ишь, какой гордый, — усмехнулся Воронов, — без приглашения, без приглашения. А ты добудь себе поездку-то без приглашения, заслужи ее.

— Ну ладно, ладно. Что у вас туг позабористее? Молодцы, что трудитесь. Давай сюда, что покрепче.

Воронов всегда уезжал из кавказского ресторана навеселе.

— Эх, беззаботное здесь житье. Были бы деньги, лучше не надо.

Входя в зал, Воронов подмигнул лакею:

— Сегодня с вашей белогвардейкой ужинаю.

Миша быстро сделал свое дело. У Воронова от третьей рюмки затуманилось в глазах.

— Так что же, товарищ, или как вас величать, барышня, — едем на Урал, что ли, — говорил он уже отяжелевшим языком.

— Едемте, едемте. Покажу вам наш Союз, понравится. Англичанину, что можно, рассказывайте, но помните, за запретное никуда. А то разговор будет короток и француз ваш не поможет. А так едемте, едемте. Мне все равно, кто поедет. Только чтобы все было в порядке.

Бернье не понравилось это полупьяное лепетание.

— Ну как, вы решаете ехать? — спросил он, полуоборачиваясь к Тане.

— Да, конечно, отчего же? Я уверена, что полажу с ним. Правда, господин Воронов, мы с вами поладим? — спросила она, смеясь, по-русски.

— У нас «господин» обидное слово. Зовите меня или товарищ, или Иван Иванович.

— Хорошо, хорошо, Иван Иванович. Я-то в России ничего запретного не сделаю. Помните, что я для вас вроде как иностранка, да и паспорт у меня не советский.

II ОТЪЕЗД

— Конечно, я бы очень хотел, м-ль Дикова, чтобы вы поехали в Россию переводчицей при Паркере. Вы для дела можете оказаться полезнее, чем кто-либо другой, — говорил Бернье Тане, отвозя ее домой в своем нарядном автомобиле.

— Только мне не нравятся эти типы. Приходится и с ними иметь дело, но в общем они отвратны. Лангу ни в чем нельзя верить. А этот Воронов? Тоже субъект, сразу напился. Почему мы были все трезвые,