========== Часть 1. ==========

— Глупый. Зачем же ты так? Глупый мой. Глупый. Мой.

Эвен бормочет отрывисто, вжимая дрожащего мальчишку в себя так, что больно. Трогает губами пылающий лоб. Перебирает влажные от испарины волосы.

Исак всхлипывает, тычется покрасневшим носом куда-то в шею. У Эвена футболка промокла от его слез, и руку он не чувствует уже с четверть часа. Какая разница, если он мог все потерять?

Потерять Исака.

Даже думать об этом больно. Не так - больно даже пытаться представить. Разве это возможно? Мир, в котором Исак будет где-то не с ним, где-то… Будет где-то. Или не будет вообще.

Словно нож воткнули в грудину по самую рукоятку и теперь поворачивают. Медленно так, со вкусом.

— Я тебя ненавижу, - еще один всхлип, и мокрая слезинка срывается с носа, скользнув по шее, падает на грудь, под футболку. Вторая. Пятая.

Кончиком пальца - по щеке, вытирая слезы, успокаивая, обещая без слов. В комнате накурено, но глаза щиплет не от дыма, и волной ледяной будто окатывает, когда Эвен представляет, думает…

Ведь мог не успеть?

Жмурится сильно. До кругов перед глазами и вязкого гула и пульсации в висках.

— Ты у меня такой маленький.

— Да пошел ты, - Исак фыркает и шипит, пытается отодвинуться, отползти, но Эвен просто подтаскивает ближе, опрокидывает на себя, обводит языком по контуру губы, слизывая вкус марихуаны, пива, мятной пасты.

— Ты с ней был. С ней, а сказал - перерыв. Всем рассказал про меня? Посмеялся? Весело было? - голос срывается, прерываясь рыданием.

Исак и сам не понимает, зачем разрешил остаться, не выставил за дверь, зачем позволяет обнимать и сам жмется к теплому боку побитой собакой, зачем раскрывает губы, впуская чужой язык, зачем тянется навстречу, отвечая, зачем запускает ладони под футболку, водит кончиками пальцев по лопаткам, по ребрам, слушая хриплые выдохи.

— С ней был, - повторяет упрямо и жмурится, чтоб не смотреть. Чтоб не видеть. Потому что Эвен такой красивый, что глазам больно. Потому что он смотрит так, что можно сдохнуть на месте.

Потому что смотрит так, что невозможно не верить.

— Я люблю тебя, глупый, - и переворачивается, опрокидывая на кровать, подминая под себя, нависая сверху, как тот самый меч или рок, о котором то ли в школе рассказывали, то ли видел в каком-то из фильмов.

Склоняется над ним, и светлая челка падает на лицо Исака, щекочет. Протянуть руки, стаскивая капюшон, запустить пальцы в мягкие пряди.

“Я люблю тебя”. Как будто это все объясняет. Как будто имеешь право вот так - снять кожу, расхерачить в стеклянное крошево, потоптаться ногами, а потом заявиться, как ни в чем не бывало, целовать так жадно, обнимать и смотреть… Смотреть, будто забрал себе насовсем.

Забрал и никого не подпустит.

— Ненавижу, - глаза болят и распухли, а еще нестерпимо чешется запястье, кое-как обмотанное бинтами - никудышный из Эскиля медбрат.

Эвен молчит, лишь прижимает еще ближе, еще сильнее. Оплетает руками, как паутиной, сетью, целует везде, куда получается дотянуться. А еще все время поглаживает пальцем запястье, пытаясь не видеть капельки крови, проступившие на повязке.

— Глупый. Какой же ты глупый у меня. Маленький мой. Не отпущу больше, ладно? Какой же ты глупый…

========== Часть 2. ==========

Комментарий к Часть 2.

POV

Кардамон? Кардамон, блять?! Серьезно??? Эвен Бэк Найшейм, ничего тупее придумать не мог? Кардамон. Еще бы про погоду, сука, завел… Или о том, как тебе его не хватает, как ломает, как на стены лезешь, как вены чешутся под кожей, как…

Полный пиздец.

Смотри на меня. Смотри, Исак, я прошу. Не отворачивайся. Смотри, я подыхаю. Так долго без тебя, так далеко. Исак.

Я зашел так далеко, я позволил… делал тебе больно, малыш. Хотел только как лучше, ты слышишь? Тебе правда лучше без психов возле тебя. Без таких, как я. И я пытался.

Жить дальше, как будто ты - просто приснился. Обнимать Соню, целовать ее у всех на глазах, как всегда. Должно было сработать. Вот только всю ночь после той вечеринки она… это было ужасно, Исак, и я все отдал бы за то, чтобы ты никогда не увидел меня таким жалким.

Я и отдал. Самое дорогое.

Ты такой бледный и пахнешь плавленым сыром и немножечко тмином. Никакого кардамона, правда? И травка… Выкурить бы сейчас целый косяк - так, чтобы память отшибло. Насовсем.

Ты меня не простишь?

— Я должен идти.

Ты бледный, как призрак из какого-нибудь дешевого ужастика. Вот только это не грим, и тени под глазами - глубокие и настоящие. А еще глаза будто выцвели, стерлись, словно ты долго-долго смотрел на солнце и почти что ослеп. Ты тоже не спишь? Посмотри на меня, Исак. Разве я выгляжу лучше?

“Я должен идти…”

Почти с ног сшибаешь, толкая плечом. Сырный тост вместе с тарелкой - в корзину. Туда его. Потный патлатый чувак пялится на тебя плотоядно, скалится так мерзко, что хочется сосчитать его зубы. Ты же не смотрел на него там, у буфета? Ты не смотрел?!

Скажи, что мне показалось. Просто скажи, что мой больной разум опять потешается надо мной. Я поверю, Исак, ведь это бывает все чаще.

“Я должен идти…”

Уходишь, сбегаешь, а я столько хотел сказать тебе. Не смог, не сумел. Я трус, это правда?

Ты нужен мне. Простишь меня в последний раз, Исак? Дай мне шанс все исправить…

Какого черта, если все, что я смог сказать - это сраный кардамон. Кардамон. Ты тогда был таким счастливым, пока не появилась Соня с ребятами. А я постоянно хотел целовать тебя. Целовать, не останавливаясь, не прерываясь, даже чтобы вдохнуть. Заставить разомкнуть для меня губы. Заставить стонать и сжимать мои плечи руками, выгибаться подо мной, кричать, срывая голос.

Просто дай мне шанс все исправить. Один чертов крошечный шанс. Просто позволь мне остаться с тобой.

Но ты уходишь. Уходишь. Исак. Этой ночью она снова будет прятать от меня бритвы и лезвия. Но ты никогда не узнаешь об этом.

Ты пытаешься держаться, ведь так? Держать марку, держать лицо. Вот только слишком резкие движения, слишком потерянный взгляд. И слипшиеся кончики ресниц. Почти как тогда, в бассейне.

Я сломал тебя, правда? Сделал то, чего хотел избежать любым способом. Боже. Просто позволь мне все исправить. Позволь мне остаться с