продолжал думать. Оставаться здесь ему нельзя в любом случае: либо убьют, либо ещё как-нибудь замучают. Смерть не пугала, как и вечное бегство. Он достаточно хорошо представлял себе возможности обитателей “Дворца”, достаточно хорошо понимал, какую роль они играют в том, что прежде было его “жизнью” и его “миром”. Больно, когда рушится привычная картина бытия, но ещё больнее, когда видишь настоящую изнанку мира и всю грязь, что под ней скопилась.

Экспериментаторы чёртовы…

Другое дело, что Чонин намеревался всё исправить, и было бы обидно умереть, так ничего и не сделав.

― С добрым утром.

Чонин так резко выпрямился, что едва не рассадил скулу о кран.

В дверном проёме красовался новый наставник. Миловидное лицо с тонкими чертами, внимательные блестящие глаза, светлая кожа, каштановые волосы, плотно сжатые губы… Он напоминал бы изысканную статуэтку из антикварной коллекции, если б от него не веяло опасностью и неприятностями. К тому же Чонин давно уяснил, что все наставники с сюрпризом. Или с зубами. Как посмотреть.

Гипотетические “зубы” этого парнишки Чонина не пугали, но меньше всего он хотел встретить наставника именно сейчас, когда едва стоял на ногах. Хозяева во “Дворце” подобны псам: проявишь слабость всего раз, запомнят и не забудут.

Чонин небрежно смахнул капли с подбородка тыльной стороной ладони и двинулся прямо на наставника. Ноги не подвели, несмотря на опасения. Парнишка попятился, настороженно глядя на Чонина. Зря. Чонин был не в том состоянии, чтобы демонстрировать прыть или боевые качества, тут не рухнуть бы от слабости на пол.

Он прошёл мимо наставника, звякнув цепями, опустился на матрас, скрестил ноги и уставился на гостя. Тот кому-то махнул рукой. В мгновение ока перед Чонином поставили низкий столик, нагрузили всякой всячиной, подали кувшин с молоком и оставили вновь наедине с наставником.

Не так уж он и умён, как могло показаться. Либо решил прикончить Чонина сразу и не мучиться?

― Ешь.

Да уж…

Чонин к еде не притронулся.

― Тебе нужно есть, ― настойчиво произнёс парнишка и немного нервно поправил воротник белого пиджака.

― Сколько, по-твоему, меня не кормили? ― лениво поинтересовался Чонин, скользнув по столику безразличным взглядом.

― Я… не знаю.

― Предположи.

― Неделю?

― Прекрасно. Пускай неделю. Если я тут что-то съем, знаешь, что будет? Или ты действительно хочешь сразу от меня избавиться?

Судя по расширившимся на миг глазам, наставник наконец сообразил, что к чему. Если человека долго не кормить, а потом дать много еды, он может умереть. После долгого голодания надо кормить по чуть-чуть и лёгкой едой. Например, достаточно было бы полстакана молока. Через несколько часов можно дать полный стакан, потом немного более грубой пищи, и ещё раз, и ещё… и только через сутки можно кормить как положено. Как видно, у этого парнишки всегда хватало еды, поэтому он и не задумывался, как опасно кормить голодного человека от души и сразу.

― Я забыл об этом, извини, ― тихо сказал наставник, придвинул стул и сел, закинув ногу на ногу. ― Если помнишь, меня зовут Лу Хань. Можно просто Хань.

Чонин мысленно попробовал на вкус это имя. С “Лу” проблем не возникло, а вот “Хань” в его произношении превращалось в “Хан”.

― Твоё имя ― Чжунжэнь, так?

― Зачем спрашивать, если ответ тебе известен? ― Звучание собственного имени в китайском варианте убивало.

Чонин налил немного молока в стакан и принялся очень медленно пить маленькими глотками. Но желудок всё равно взбунтовался, и Чонин невольно прижал ладонь к животу, чтобы смягчить острую боль. Кажется, его не кормили гораздо дольше, чем одну неделю.

― Всё в порядке?

― Вполне, ― сквозь зубы ответил он и постарался принять равнодушный и здоровый вид.

― Я могу пригласить врача, чтобы он тебя осмотрел.

― Не нужно.

― Но…

― Попахивает лицемерием, не находишь? Лучше говори побыстрее, что тебе от меня нужно.

После пары глотков молока клонило в сон. Спать Чонину тоже не давали в последнее время, поэтому вдвойне сильнее хотелось растянуться на матрасе и забыть о “Дворце” часиков где-то на десять. Хотя бы. Но приходилось играться с новым наставником, и пока чёрт его знает, что он за фрукт. Выглядит умильно, но слабака к Чонину не приставили бы, значит, достаточно опасен, только вот чем? Чонин не рискнул прощупать этого Лу Ханя, не сейчас. Сейчас сил маловато, чтобы ещё и подставляться. Надо отдохнуть, поесть потом нормально, размяться и тогда уж искать приключений.

― Твоя дерзость несколько неуместна. И мне ничего от тебя не надо. Мне надо всего лишь заниматься твоим обучением.

― Тогда занимайся и не задавай дурацких вопросов, ― посоветовал Чонин, отставив стакан и с сожалением осмотрев блюда на столике.

Ему показалось, или воздух вокруг в самом деле уплотнился? Не показалось, потому что давление медленно, но верно нарастало. Словно вокруг Чонина обвился удав и постепенно сжимал кольца, чтобы раздавить и задушить. Он молча терпел. Боль можно скрывать. До определённого предела. После ― никто и ничто уже не в силах скрыть своё состояние. Чонин ещё не достиг этого предела, поэтому прямо смотрел на Ханя с невозмутимым лицом, отстранившись от боли. Невидимые объятия продолжали сжиматься вокруг него.

Сила разума, как и у него самого, только вектор иной. Забавно. Чонин медленно прикрыл глаза, всмотрелся в игру теней и различил серебристую нить, та сама коснулась его ладони. Осталось аккуратно ухватить и потянуть. Всего одна нить ― Хань этого даже не заметит, а Чонину хватит, чтобы исследовать чужой дар и научиться им пользоваться. Потом.

Он вновь прямо смотрел на Лу Ханя, а тот продолжал испытывать его на прочность. Через пару минут Чонину примерещился треск собственных костей. Слишком сильно. Он почти не мог уже дышать. Если бы не цепи и ошейник, он ускользнул бы. Или если бы он успел изучить чужой дар, то смог бы обратить это оружие против владельца. Если бы…

Он стиснул зубы от боли, но не отвёл глаз от лица Ханя, продолжал пристально смотреть.

― Отношение к наставнику должно быть уважительным, ― тихо произнёс Хань.

― Иди к чёрту, ― выдохнул Чонин, истратив остаток воздуха в лёгких. В глазах потемнело, но