отсюда ухнешься, мне придётся соскребать тебя совочком с асфальта целую неделю. Я не готов к такому подвигу, имей в виду. Поставить тебя на ноги или сам?

— Сам… — выдохнул Джин с закрытыми глазами. Радость никуда не делась, хотя он уже не смотрел на мир под новым углом. Но теперь ему стало тепло от рук, удерживавших его от падения в бездну. Тепло и спокойно, как когда-то давно… когда была жива мать. Радость, покой, тепло, надёжность, уверенность, что каждая следующая минута жизни будет лучше предыдущей. Без тьмы. Совсем. Нужно только, чтобы Хоаран его не отпускал…

Что?!

Джин едва не свалился с бортика, но Хоаран действительно не собирался его отпускать и вернул на твердь. Ногами вниз.

— Это ты псих, Казама, — подытожил он с внезапно чётко прорезавшимся корейским акцентом. — Жить надоело?

Джин резко мотнул головой и направился прямиком к бару, где заказал двойной виски и прикончил порцию одним глотком. Хоаран устроился рядом на высоком табурете и с интересом наблюдал, как Джин расправлялся с добавкой.

— Проняло? — неожиданно мягко спросил он.

— Заткнись, а? — попросил Джин и жестом повторил заказ.

Хоаран не стал напоминать, что кое-кто “не пьёт”, но сам взял минералку, рассудив, что кому-то всё-таки придётся возвращать ужравшееся вдрызг тело домой. И претендент на должность этого “кто-то” только один. И, конечно, “наливающееся до ушей тело” могло думать о его байке всё, что желало, но сам Хоаран не готов расстаться со “стальным конём” или же бросить его на произвол судьбы — даже ради Джина Казамы. Он не наследник корпорации, как некоторые, и не спит на шёлковых простынях, чтобы сорить деньгами и, тем более, байками.

С другой стороны, с Джином весело. Он забавно реагировал на всё, что бы Хоаран ни сделал, воспринимал происходящее, искажая его призмой необычного образа мыслей.

Подумаешь, поторчать над пропастью вниз головой, рискуя свалиться от случайного порыва ветра! Что тут особенного? Но Джин на бортике выглядел так, словно узрел врата в царство небесное. Чудак.

А когда они просто ехали по улицам? У Хоарана до сих пор слегка ныли рёбра — пассажир вцепился в него, словно медведь в последнюю бочку с мёдом.

А когда в баре смотрели гонки? То радовался, как ребёнок, впервые угодивший на праздник, на который раньше не пускали, то вдруг расстроился и убежал.

А поначалу, когда только встретились? Так отчаянно упирался и искал причины для отказа, а затем внезапно согласился, когда Хоаран почти смирился с неудачей.

И не пил он, ну да… Уже пятую порцию вылакал и тянулся за шестой. Не жирно ли ему?

— Может, минералки?

— Иди ты…

Хоаран выразительно вскинул бровь. Надо же, а уже на человека стал похож.

— Давай лучше сыграем во что-нибудь, просто так пить неинтересно.

— Я не пью… — проворчал Джин. Зато его японский акцент стал сильнее. Как видно, это показатель его “не пью”.

— “Не пить” тоже интереснее в процессе игры. — Хоарана ничто не могло смутить.

— Заноза ты, — буркнул Джин.

— Я великолепен, а заноза у нас ты, — исправил его слова Хоаран. — Или ты ни во что играть не умеешь, но стыдишься в этом признаться?

— Во что играть? — Ого, проблеск интереса! Прогресс налицо.

— В покер.

— Дубина, у тебя же нет денег, — вспомнил печальное обстоятельство Джин.

— И что? Будем играть “на интерес”, — безмятежно пожал плечами Хоаран, мысленно прикидывая возможный выигрыш.

— На какой интерес? — От выпитого кое-кто туго соображал.

— Да на желания, идиот. Пишем желания на бумажке и играем. Кто выиграет, отдаёт своё желание проигравшему, а тот его выполняет.

— А, ясно.

— Только сначала лучше дать слово, что желания точно выполним.

— Зачем?

— Ну мало ли. Желания разные бывают. Я, например, не готов к тому, чтобы обрить голову, а то ты можешь…

Хоаран досадливо нахмурился и даже провёл ладонью по волосам. Это он зря. Джин никогда бы до такого не додумался. Он не представлял этого корейского заразу без гривы солнечно-рыжих волос. И эта грива чертовски шла мерзавцу.

— Ладно, даю слово, что выполню любое твоё желание, если проиграю.

— Отлично! Пошли…

Хоаран потащил Джина, которого изрядно штормило, к ближайшему столику, потребовал колоду карт и быстро пообещал тоже выполнить желание Джина, если проиграет.

Сначала они играли на всякую ерунду — мелкие безобидные желания, которые можно выполнить, практически не сходя с места. У Джина это были в основном требования “метнуться” за новой порцией спиртного. Хоаран же заставил Джина пару раз станцевать — сам тихо умирал от смеха, наблюдая дивную картину, как “танцор” пытался сохранить равновесие, исполняя различные пируэты; разок затребовал песнь, но после первого же звука, заткнул рот “звезды” новой порцией виски и больше не настаивал на вокале; потом Джин делал сальто, изображал пантомиму и ещё много всего, ибо в игре удача улыбалась ему не так часто, как Хоарану.

Когда же Джин проиграл в очередной раз и получил салфетку с накарябанным на ней желанием, он изумлённо уставился на противника.

— Что?

— А что видишь, — хмыкнул Хоаран. — Раз ты сказал, что у меня “рухлядь”, а байки бывают и круче, то почему я не могу захотеть крутой байк? Честный выигрыш, так?

— Ну… — Джин нахмурился, но решительно тряхнул головой. — Ладно. Я дал слово. Будет тебе байк, сволочь. Ещё раз! Играем!

Для убедительности он ещё и кулаком шарахнул по столу.

— Легко! — И Хоаран сверкнул своей призрачной неуловимой улыбкой, быстро написал желание на салфетке и перетасовал колоду.

Джин проиграл опять. И его глаза стали круглыми, когда он узрел очередное желание.

— Спать на шёлковых простынях? Серьёзно?

— Я слышал, что мажоры только на них и спят. Хочу попробовать. У тебя хоть одна простынка найдётся, полагаю.

Джин слегка покраснел.

— Не одна. Я действительно сплю на них. Не всегда, но…

Хоаран тихо засмеялся.

— Ну надо же, а я думал, что враньё это.

— Ладно. Согласен, — решительно подытожил Джин. — Ещё!

— Да хватит уже с тебя…

— Ещё!

Как ни странно, но на сей