Annotation

Как можно быть счастливым, зная, что вот человек есть на свете═- ходит, говорит, если повезет, даже любит кого-то, страдает и радуется, одним словом, живет, а потом в один момент═- раз! -═и его не стало! Был человек═- нет человека. Были лучистые глаза═- остался только холмик в земле. И не услышать больше родного до мурашек по спине голоса, не обнять, не рассказать о том незначительном, что мало кому рассказать можно. О том, что вчера устал так, что ноги подкашивались при каждом шаге. О том, что раньше, в детстве, взрослые═- теперешние═- проблемы казались сущим пустяком. О том, что хочется верить, что ты завтра проснешься, и снова завертятся эти лопасти огромной мельницы под названием Жизнь, которая перемалывает и ломает людей, но все-таки вертится и не стоит на месте. Вика жила и не задумывалась о том, что живет впустую. Но, попав однажды на войну, осознала, что может проиграть. Проиграть свою жизнь той войне, которую не видно. Той войне, которая идет внутри нас. Той войне, которая никогда не закончится.

Щербинина Мария

Щербинина Мария

Когда закончится война

Пролог

Я бегу не чувствуя под собой ног. Слева и справа от меня мелькают деревья, в ушах свистит ветер. А в голове все еще звучит тот выстрел. Вспоминая о том, что произошло всего лишь несколько часов назад, холодею от ужаса. По спине бегут мурашки, и волосы на голове, кажется, встают дыбом.

За то время, что я потратила зря, могло произойти все, что угодно. Моя фантазия рисует мне самые мрачные перспективы развития событий. Пытаюсь отогнать от себя тяжелые мысли. Кажется, так легче бежать.

Сердце бешено колотится в грудной клетке, и ужасно колет в правом боку от быстрого бега. Я начинаю задыхаться, но мысль о том, что я могу не успеть, подстегивает меня бежать дальше.

Главное не останавливаться. Бежать, только бежать. Еще быстрее. Главное не споткнуться. Понимаю, что, если упаду, то уже не встану.

Мысль о том, что скоро деревья начнут редеть, и я достигну окраины леса, придает мне сил. В конце концов, должен же лес кончиться когда-нибудь?! Во мне словно просыпается второе дыхание, и я уже почти лечу над землей, рискуя врезаться в дерево. Кажется, ему все-таки нет конца.

В голове снова, словно бешеные бабочки, роются непрошенные мысли. Пытаюсь разобраться в них, но тщетно. Мозг уже кипит. Еще немного, и я перегорю. Больше всего на свете мне хочется сейчас лечь и больше не вставать.

Спотыкаюсь и лечу носом вперед. Неосознанно протягиваю перед собой ладони и падаю на них, сдирая кожу о сухие ветки. Тут же вскакиваю и снова бегу вперед.

Единственное, что меня побуждает бежать - страх. Дикий, необузданный страх, от которого начинает тошнить. Я боюсь не за себя. Я боюсь за него.

Ну зачем я только послушалась его и вернулась? Как я могла бросить его одного в лесу? К страху еще примешивается злость к самой себе. И что мне теперь делать? От осознания своей беспомощности хочется залезть на дерево и спрыгнуть вниз. Внести хоть какое-то разнообразие в этот безумный марафон.

Но я лишь крепче сжимаю зубы и бегу еще быстрее.

Первая глава

'Дай, Джим, на счастье лапу мне...'

Сергей Есенин

А знаете, это очень увлекательное занятие - лежать и смотреть в потолок. И не слушайте тех, кто говорит, что это пустая трата времени. Вот уже третий человек подошел ко мне и спросил, почему я ничего не делаю. Этот вопрос, по меньшей мере, глупый. Ничего не делать невозможно. Я лежу и смотрю в потолок - это мое занятие на ближайшие пятнадцать минут.

Я переворачиваюсь на живот, прижавшись щекой к подушке, и мой взгляд ловит белое перышко, плавно опускающееся на пол. Челка лезет мне в глаза, но пошевелить рукой, чтобы ее откинуть со лба, лень. Сдуваю ее, краем глаза замечая, что перышко взлетает вверх, но через секунду снова плавно опускается вниз.

Первая моя мысль за все время того, как я наблюдаю за перышком - что я тут делаю? Этот вопрос я задаю себе неоднократно, но никак не могу себе на него ответить. Меня наказали таким образом? Вполне вероятно. Но только папа уж должен знать, что мне на это плевать. Сколько мне тут еще торчать? Пару дней? И так уже почти неделя позади.

Закрываю глаза, пытаясь вспомнить первые дни моего заключения. В первый же день, как меня сюда привезли, я поняла, что мне тут не место. Все тут ходят счастливые, словно это мечта всей их жизни - оказаться тут. А как по мне... Свалить бы отсюда поскорей.

Раньше, до того, как я тут оказалась, я даже и не слышала об этом месте. И для меня было полной неожиданностью узнать, что на майские праздники я еду в лагерь. В детский, черт возьми, лагерь. Сначала я обрадовалась, потому что у меня появилась возможность хоть на несколько дней, да прогулять школу. Но, видно, рано радовалась.

Мне говорили, что это место меня полностью изменит. Ну а что во мне менять? Я наглая? Да. С дурными манерами? Возможно, хотя это еще большой вопрос, что имеется в виду под 'дурными манерами'. Я эгоистка? Да. По крайней мере, мне так говорят. Хочу ли я меняться? Нет.

Замечаю, что солнце уже совсем высоко. И вот я снова опоздала на завтрак. А, впрочем, я немного потеряла. Размазывать овсянку ложкой по тарелке - занятие не самое приятное, тем более что есть ее просто невозможно.

Сажусь на кровати, опуская босые ноги на деревянный пол. И кто только придумал устраивать здесь подъем в семь утра? Весь мой организм противится этому, вспоминая те дни, когда я вставала около полудня. А я-то, наивная, полагала, что смогу здесь отоспаться. Да школьные будни - мечта по сравнению с этой колонией. А по-другому этот лагерь и назвать нельзя. Если раньше я на чем свет стоит проклинала школу со всеми ее правилами, то сейчас только и мечтаю о том, чтобы поскорее туда вернуться. Тогда-то я хоть вправе была прогулять первые два урока (что и делала каждодневно), а сейчас этот обычай не работает. Видимо, здесь действует нерушимое правило: захочешь есть - встанешь и в семь.

Радует одно - сегодня суббота, так называемый 'родительский день'. Предки ко мне все равно не приедут, но я не огорчаюсь. Зато меня обещал навестить Феликс.

Феликс, пожалуй, единственный человек, которого я рада видеть. При нем не приходится играть различные