перечила. У него даже прорезался тенор. «Наш уголок нам никогда не тесен»,— звучало в палате, особенно, когда там находилась Исидова.

Спидоносец Никита тоже стал выправляться. Для начала он сменил выпирающие кости и члены на округлый вид. Попросил фрак — ему принесли. Когда с пациентами ужинала Исидова, он галантно шутил и даже ухаживал за ней — тонко и ненавязчиво. Потом прочитал по материалам прессы лекцию о большой роли женщины-матери и труженицы в обществе, в борьбе за мир и озеленение, объяснил, за что ее нужно уважать.

Однажды во время процедуры Малов засмотрелся на Исидову, которая, в свою очередь любовалась содержанием ампулы, входящим в шприц.

На ум пришло несколько строчек, Малов почувствовал, что они ускользают, и вытащил бумажку с карандашом. Чтобы чиркнуть про то, как светлые воины, представляющие лекарства, грызут блюющих ядом микробов. «Трупы бацилл валялись на огороде и в поле, в шкафах и на стульях. Враги убивали их повсюду, где встречали и где не встречали тоже. Бациллам отрывали жгутики, выдирали митохондрии, вышибали с одного удара нуклеотиды. Уцелевших прогоняли сквозь прямую кишку.»

— Значит, вы пишете,— с грустью зафиксировала сестра и положила прохладную ладонь на жаркую голову Малова. — Бедный вы мой.

— Почему бедный?. У меня есть зубная щетка, трусы, расческа. Хотя уж, конечно, изюм из булки не выковыриваю.

— Мы поможем вам,— ее глаза посветлели от устремленности в какую-то даль,— и многим другим.

— При чем тут другие? — пожал плечами Малов,— на всех не напасешься.

— Доктор Козлов стоит на том, что любая психопатология — всегда ускоритель системных поражений организма. Это рычаг, что сворачивает нормальный химизм среды. Дыра, через которую уходит энергия и входит болезнь.

— Ну, Козлов! Я смотрю, ему сказать такое, что плюнуть. Милочка моя, привет и прости от патологий, живущих у меня и исправно отрабатывающих свою жилплощадь. Не будем устраивать экскурсии по многострадальному родному телу.

Малов тут заметил, что Исидова смотрит на него ласково, но деловито, будто он сам был каким-то вирусом. Показалось, решил он. Но когда Матвей вернулся с обеда, то обнаружил, что смыло все его достояние, и огрызок карандаша, и жеванную бумагу. Нарушитель не только проник в тайник подушки, но даже зашил ее напоследок, проявив определенную заботливость. Ни перековавшийся алкаш, ни начавший мирную жизнь террорист не смогли что-либо добавить или убавить по сути происшедшего.

— У кого-то припадок? — отреагировала на появление сердитого пациента Исидова.

— У меня припадок. Сейчас завизжу как свинья. Какие-то жлобы свинтили мои канцтовары.

— Матвей, не надо так говорить о людях, выполняющих свой долг. У нас действуют разумные ограничения.

— Ну, ладно, на жлобов они еще не тянут. Выполнили задание, можно и галочку поставить. А теперь отдайте.

— Нельзя,— милым голосом сказала Исидова,— вы считаете себя талантливым человеком, но талант един, попробуйте свои силы в чем-нибудь другом. К сожалению, ваша пространственная дельта-синусоида четко показывает перевозбуждение одних зон и угнетение других. Страдает ваш иммунитет, неустойчивы плазменные структуры крови.

— Ну, а мне-то зачем надо, чтоб они были устойчивы? Это, может, тем нардепам требуется, которые сочинили последние два закона. Но я с такими друзьями даже мочиться рядом не стал бы.

— Вашим ртом сейчас говорит болезнь. А моя задача — увидеть вас, Матвей, полноценным, здоровым и счастливым. Ваше так называемое «творчество» — это просто уход организма из состояния равновесия. Ваша так называемая «муза» — тот же самый продукт неравновесного состояния, что и остальные болезни.

Эдакие пронзительные слова Малову, действительно, никто не говорил. А вдруг, в самом деле, он, ища себя, заблудился в гнилых потемках?

— Я, пожалуй, даже взволнован заботой. И мама предупреждала меня: «Матюша, ты пустоцвет». Ну, полечи, сестричка. Прикажи сделать клизму, авось письменное искусство из меня и выскочит.

Исидова закинула ногу на ногу, и Малов заметил, что к его приходу надеть она успела только один чулок, а коленка у нее гладкая, будто не настоящая. И вообще-то, она — вполне… страсти разжигает. Наверное, он даже может под каким-нибудь предлогом до этой дамочки, в целом, и до ее коленки, в частности, дотронуться. Например, облокотиться, зашатавшись от сильного чиха. Нахрен всю писанину, если Исидова не отскочит. А ведь, пожалуй, не отскочит.

Но вдруг Малов сообразил, что она купила его за несколько минут своей мнимой доверительностью, а еще пуще своими убедительными рельефами. Не за дорого, кстати. Нет, мотать отсюда. Это ж не тюрьма. Пусть штрафанут, пусть месячишко попрессуют в исправильнике. А потом — воля. И живописуй любимых бацилл хоть пальцем на дерьме.

Раненый в душу Малов грубо толкнул дверь сестринской и, тяжко топая, отправился в свой бокс. У него найдутся сообщники, уговаривал себя горе-писатель, макая перегревшуюся голову под кран — смелые, наглые — такие, как он. Не могут не тосковать однодельцы по другим измерениям жизни. Алкоголику, наверняка, снятся парки, скамейки, щебетание птичек, стаканы с красным и белым. Бомж хочет услышать стук колес, который бесплатно понесет его на юг, к звенящим истекающим соком базарам и надежной крыше теплого небосвода над головой. Подданный Венеры, должно быть, соскучился по боевым подругам. А террорист тоскует по звонкому выкликанию лозунгов в кругу товарищей по борьбе. И возможности для побега найдутся, даже при запертых дверях и зарешеченных окнах. Есть у кое-кого золотые руки, пригодные для распиливания решеток, есть подсобные материалы для вязания веревок.

В дальнейшем Малов не терял времени даром, он намекал своим товарищам, он отзывал их в сторону по одному и по двое. Однако…

— Сменять светелку-бокс на коммунальный подвал в крысиной республике? Где живот болит и фурункулы чешутся,— огрызнулся бомж Андрон. — Шалишь, инженер человеческих душ. А до юга поди доберись. Сбросят пацанята под колеса, и читай в газете: «Снова найден бездокументный труп».

— Ну, залудил, Матвейка. Мне что опять в ханурики подаваться? — возмутился алкаш. — А я ведь могу сейчас не только сантехником, но и в космическом центре служить. Подам запрос за подписью главврача, дескать, с пьянкой завязал, готов к тонкой работе над ракетами. А пока останусь здесь, опыт свой буду охапками передавать молодежи. Понял, пис-ссатель?

— Ну, может, добрый витязь, хватит точить свой меч Онан,— подступился Малов к спидоносцу Никите. — Или чудом нашлась та неприхотливая девушка, которую ты смог притянуть за уши?

Спидоносец