- 1
- 2
Алексей Лебедев Н’ХЕМ-ТО-ТЕР, или Четвертый сон Павла Верина
Я проснулся счастливым. Открыл глаза и первым делом оглядел свои труды. Полюбовался орохвасом, парочкой чгуттаков и прочими забавными созданиями. Незаконченным оставался лишь н’хем-то-тер. Накануне мне никак не удавались его глаза. Но я чувствовал, что сегодня мне это удастся. Напевая, я умылся, оделся и перекусил. Время было творить. Мое вдохновение разрушил звонок в дверь. Сначала я даже не понял, что это такое, — гости у меня бывают редко. И кто бы это мог быть? Я никого не ждал. На пороге стоял лысоватый немолодой человек в сером плаще. Круглое лицо его практически не отражало эмоций, но каким-то шестым чувством я уловил внутреннее напряжение. Ему не хотелось иметь дело со мной, но было НАДО. — Верин Павел Евсеевич? — Да. — Полковник ФСБ Макаров, — он показал удостоверение. Мне стало нехорошо. Я отступил, пропуская его в комнату. Полковник прошел и медленно осмотрелся вокруг. — И вы здесь живете? — как бы сомневаясь, спросил он тихо. — Да. — Понятно. Я должен задать вам несколько вопросов. — А в чем, собственно, дело? — вымолвил я. Он промолчал, игнорируя мой вопрос. Взгляд его был прикован к моей последней картине. — Это кто? Инопланетянин? — Нет, н’хем-то-тер, — возразил я. — Правда? На каком это языке? — Ни на каком. Я его придумал. — Зачем? — он испытующе посмотрел мне в глаза. — Да низачем! Я художник, а это мое творчество… Почему вообще я должен как-то оправдываться? У нас что, опять борьба с абстракционизмом? — Нет пока, — хмыкнул Макаров. — Итак, вы утверждаете, что все ЭТО, — он обвел рукой мою студию, как бы не находя слов для наименования, — вы придумали и нарисовали без всякого смысла и цели, от нечего делать? Я понял, что он мне не верит. Идиотская ситуация. Кажется, что-то подобное было у Маяковского: «Разговор с фининспектором о поэзии». А тут — разговор ФСБэшником о живописи. Чудно! — Где вы собираетесь выставляться? — Я пока не думал об этом. — Однако у вас есть какие-то друзья или знакомые, которые обещали вам это устроить? — Никого у меня нет! — Так уж и никого… Может быть, покупатели? Сколько картин вы уже продали и кому? — Никому я ничего не продавал. — А на что же вы живете? — Я работал… раньше. У меня остались сбережения. — В каком банке? — Ни в каком. — Значит, наличными. Доллары? — Рубли. — Сколько? Я замялся. Честно говоря, я не помнил. Просто, когда нужно было что-нибудь купить, я доставал эти бумажки через дырку в матрасе. Так я в конце концов и сказал Макарову. Похоже, на него это произвело сильное впечатление. — Так что же вы все-таки хотели сказать вашими картинами? Это какой-то социальный протест? Или что-то сексуальное? — Нет! Просто картины. Да что вы мне шьете? Бред какой-то. — Согласен. Бред, — Макаров еще раз осмотрелся вокруг. — Вы никогда не испытывали желания показаться психологу? Я могу вам устроить консультацию у очень хорошего специалиста. — Вы что, в психушку меня хотите упрятать? — Ну, что вы! Теперь это трудно, хлопотно. Психов развелось — полстраны. В Думе заседают, и никто им слова не скажи… От таких политических заявлений мне стало неуютно. — Ладно, — вздохнул полковник. — Я еще загляну к вам на днях. А пока послушайтесь моего совета: никуда не уезжайте, картины не выносите, посторонних людей не пускайте. Если что звоните по этому телефону… Кстати, телефон у вас работает? — Работает. Может быть, наконец, вы все-таки намекнете мне, в чем дело? Мне что, угрожает опасность? — Возможно. И не только вам. Нам стало известно… скажем так, из нетрадиционных источников, что на вас делают ставку некие силы… угрожающие национальной безопасности. — Но я ничего об этом не знаю! — Возможно. А возможно, знаете, но не понимаете. Поэтому мы и стараемся держать ситуацию под контролем. И вы, как русский человек, хотя и абстракционист, должны сотрудничать с нами — в интересах Великой России. Подумайте об этом. Всего хорошего! Он ушел. Некоторое время я стоял у дверей словно в ступоре. Потом сделал шаг, как вдруг голова закружилась и… Я проснулся. И испытал облегчение: это был всего лишь сон. Не надо было вчера смотреть передачу «Совершенно секретно» одно расстройство! Ладно, проехали. Первым делом я оглядел свои труды. Полюбовался орохвасом, парочкой чгуттаков и прочими забавными созданиями. Незаконченным оставался лишь н’хем-то-тер. Накануне мне никак не удавались его глаза. Но я чувствовал, что сегодня мне это удастся. Напевая, я умылся, оделся и перекусил. Время было творить. Мое вдохновение разрушил звонок в дверь. Сначала я даже не понял, что это такое, — гости у меня бывают редко. И кто бы это мог быть? Я никого не ждал. Неужели мой сон был вещим? На пороге стоял молодой (пожалуй, даже моложе меня) человек с рыжей бородой, в потрепанной зеленой куртке и джинсах. Похоже, он был счастлив. Такое странное выражение лица я видел только у сектантов, которые как-то пытались всучить мне «Бхагават-гиту» в подземном переходе. — Это вы! — радостно сказал он. — Наконец-то! — В чем дело? — В вас. Во мне. Во всех нас. Разве вы не видите мою ауру? — Честно говоря, нет. — Извините. Конечно, ведь у вас другой дар. Вы избраны рисовать. Но неужели вы не дадите мне увидеть ЭТО?! В его голосе было столько искренней мольбы, что я просто не мог отказать. Он прошел в комнату и буквально рухнул на колени. — Господи, как хорошо! — повторял он. — Как прекрасно! Я следил за ним в смешанных чувствах. Мне, конечно, льстила такая высокая оценка моего творчества, однако личность критика вызывала вопросы и сомнения. — А вы кто, вообще? — поинтересовался я. — Див Горр. — Так вы иностранец? — Нет… А, понятно, вы спрашиваете СТАРОЕ имя! Александр Матвеенко. — Простите, но мне это ни о чем не говорит. — Конечно. А кому что-то говорит имя Павла Верина? Нас не знают и не узнают — до срока. Нас мало, избранных… Простите, неужели это — н’хем-то-квар? — Н’хем-то-тер, — машинально возразил я. Меня поразило, как легко он произнес эти странные слова, словно что-то обыденное, а не родившееся совсем недавно в глубинах моего подсознания. И я ведь никому не рассказывал! — Да, конечно, — кивнул он на мою подсказку. — Вы просто не закончили глаза… Боже, какая у вас Сила! — Спасибо за комплимент, но я все равно ничего не понимаю. — Не стоит беспокоиться. Понимание придет. Видите ли, это у каждого по-своему происходит. Я просто пришел поддержать вас. И
- 1
- 2