минимум с одной прорехой и в очередной раз потеряв платок. Он все равно поднимал меня на руки и целовал под вздохи матери — кто бы из родителей не обрадовался небольшому изъяну в драконьей невесте?

* * *

Последнее лето перед смотринами было длинным, теплым и слезливым. Я плакала за двоих. Мы подолгу пропадали в роще, стараясь растянуть каждый солнечный денек подольше, и потом я возвращалась — голодная и уставшая, едва способная доплестись и в темноте рухнуть в постель. Пока я плакала во сне, ко мне заглядывала матушка, гладила по голове и тихо напевала. Чтобы я могла перекусить, проснувшись среди ночи от голода, она оставляла рядом с кроватью тарелку с едой. Она не пыталась меня утешить. Да и чем она могла помочь? Нам обоим было известно, как бы сильно она не любила Касю и Касину матушку — Венсу, она ничего не могла поделать с чувством удовлетворения от того, что заберут не ее единственную дочь. И, разумеется, я бы не хотела, чтобы она чувствовала иначе.

Так что почти все лето мы с Касей провели наедине, и так продолжалось довольно долго. Когда мы были поменьше, мы носились толпой с сельскими ребятишками. Повзрослев же, и особенно с расцветом Касиной красоты, она получила совет от матери: «Лучше бы тебе не засматриваться на парней. Ни тебе, ни им на тебя». И, поскольку я вцепилась в нее как клещ, а моя мать любила Касю, Венса не пыталась всерьез меня отговорить, даже понимая, что потом мне будет больнее.

Последний день мы провели на поляне в роще, окруженные шелестящими деревьями, еще сохранившими золотистую и огненно-красную листву, среди россыпей зрелых каштанов. Разведя костерок из веточек и сухой листвы, мы нажарили их целую кучу. Завтра первое октября, и будет большой праздник в честь нашего лорда и покровителя. Завтра придет Дракон.

— Наверное здорово быть трубадуром, — вдруг сказала Кася, лежа на спине с закрытыми глазами. Она тихонько промурлыкала несколько нот, подражая странствующему певцу, прибывшему на праздник, который пробовал голос перед завтрашним выступлением. А фургоны с данью будут прибывать всю неделю. — Путешествовать по Польне, и выступить перед королем.

Она произнесла это задумчиво, но не как размечтавшийся ребенок, а словно человек, всерьез обдумывающий мысль уйти из долины, покинуть ее навсегда. Я протянула руку и сжала ее ладонь:

— Тогда ты приезжала бы к нам на новый год и пела новые песни, услышанные во время странствий. — Мы крепко обнялись, и я выкинула из головы мысль о том, что вернувшиеся от Дракона девушки никогда не возвращаются домой.

В этот момент я только стала еще сильнее его ненавидеть. С другой стороны, он не был плохим лордом. По ту сторону северных гор жил барон Желтых болот, державший пятитысячную армию для войны с Польней. У него был замок с четырьмя башнями и жена, носившая кроваво-красные драгоценности и песцовый плащ, но их подданные жили не богаче нас. Крестьяне должны были раз в неделю работать на землях барона, самых плодородных, и он забирал их сыновей в свою армию. А когда вокруг шныряют все эти солдаты, то девушки, если они не хотят побыстрее стать женщинами, вынуждены прятаться по домам под присмотром. И даже барон был не плохим лордом.

У Дракона была всего одна башня. У него вовсе не было солдат, и даже не было слуг, если не считать единственной избранной девушки. В прочем он и не нуждался в армии. Его службой королю был его собственный труд, его магия. Иногда ему приходилось бывать при дворе, обновлять вассальную клятву, и, полагаю, король мог бы призвать его на войну, но по большей части его обязанностью было оставаться тут и следить за Чащей, чтобы защищать королевство от скверны.

Единственным его пунктиком были книги. По деревенским стандартам мы были довольно начитанными крестьянами. Поскольку он платил по золотому за каждый толстый том, торговцы книгами съезжались к нам со всех сторон, несмотря на то, что наша долина находится в самой глухой части Польни. И, собираясь к нам, они набивали поклажу своих мулов потрепанными или дешевенькими книжками, которые мы были способны купить за наши гроши. Даже в самом бедном доме долины было как минимум две-три книги, гордо расставленных на настенной полочке.

Для тех, кто не живет рядом с Чащей, все это вроде бы мелкие и несерьезные причины, чтобы ради них жертвовать одной из дочерей. Я пережила Зеленое лето, когда горячий ветер разнес пыльцу из Чащи далеко на запад долины, на наши поля и сады. Посевы взошли пышно, но вышли странными и изуродованными. Все, кто пробовал их на вкус тут же заболевали. Ими овладевал гнев, и они нападали на свои семьи, а потом, если их не удавалось связать, убегали в Чащу и там пропадали.

Мне было шесть. Мои родители как могли пытались скрыть от меня происходящее, но даже я хорошо помню всюду расползающееся ощущение липкого холодного страха и чувство постоянного голода. Все были напуганы. Мы уже подъели все прошлогодние запасы и очень рассчитывали на весну. Сходя с ума от голода, один из соседей съел пару зеленых бобов. Я отчетливо помню крики, доносившиеся той ночью из его дома, и запомнила, как за окном мой отец бежит на подмогу, схватив вилы, до того прислоненные к амбарной стенке.

Тем летом я, еще не до конца понимая всю опасность происходящего, ускользнула из-под ослабшей опеки моей уставшей матери и сбежала в рощу. Я отыскала полу-засохший кустик, притаившийся от ветра в углублении. Раздвинув прикрывавшие середку сухие веточки, я нашла целую пригоршню черники: совсем обычной, целенькой, сочной, идеальной. Каждая ягодка была взрывом наслаждения на языке. Я съела пару горстей и набрала еще в подол. Дома я появилась в черничных пятнах на платье и на лице. Увидев меня, мать завопила от ужаса. Но я не заболела. Кустик сумел каким-то образом избежать скверны Чащи, и черника была самой обычной. Но материнские слезы меня тогда страшно испугали. Следующие несколько лет я шарахалась от черники как от чумы.

В тот год Дракона призвали ко двору. Он рано вернулся, тут же направился в поля и сжег магическим огнем все оскверненные всходы и каждый ядовитый росток. Это был его долг, но после он еще обошел каждый дом, где были больные и каждому дал исцелявшее разум волшебное снадобье. Чтобы мы не голодали, Дракон отдал приказание жителям избежавших порчи западных селений поделиться с нами урожаем, а также полностью отменил на этот год дань. Следующей весной, прямо накануне посевной, он снова объехал все поля и, прежде, чем скверна смогла укорениться, выжег немногие ее остатки.

Но несмотря на все, что он для нас сделал, его не любили. Он никогда не выходил из своей башни, чтобы просто выпить с крестьянами за урожай, как