- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (64) »
Джессика Соренсен ТЛЕЮЩИЙ УГОЛЕК
Перевод: Ксения, Екатерина Живова Редактор: Марина Стамова, Анастасия Алясова Вычитка: Ксения Левченко Обложка: Лиля СаакянСпециально для группы Y O U R B O O K S
При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу.
Пролог
— Эмми, не могла бы ты подать мне тот шестигранный торцевой гаечный ключ? — мой отец высовывает руку из-под Челленджера. Я отодвигаю банку с винтами и монетами в сторону, беру ключ из коробки с инструментами и перепрыгиваю через крыло автомобиля, лежащее на земле. — Ты уже исправил это? — спрашиваю я, передавая ключ ему в руки. Его ноги ерзают, как будто он бежит под машиной. — Терпение, Эмми. Такие вещи требуют времени. — Например, сколько? Час? — спрашиваю я нетерпеливо. — Папа, я хочу, чтобы ты водил её очень быстро. И я хочу быть там тоже. Отец смеется. — Хорошо, мы можем сделать это. — Ты обещаешь? — говорю я. — Клянешься? Он снова смеется и бросает ключ на бетон. — Да, клянусь своим сердцем и надеюсь умереть. Мой взгляд блуждает в углу гаража в то время, как я возвращаю банку с винтами и монетами и начинаю вытаскивать пенни один за другим и раскладывать их по кучкам на бетоне. Металл звенит с каждой брошенной монетой, и я подпеваю песне по радио, песне о смерти и принятии этого. Я задаюсь вопросом, говорится ли это о моем друге в углу гаража, который всегда наблюдает и следует за мной, куда бы я ни пошла. Он одет в забавную накидку, как у супергероя, только у него есть капюшон на голове. Его лицо всегда спрятано, но я готова поспорить, что его кожа сделана из радуги и света. Он тихо предупреждает о монетах и карте, которую я должна была сделать. — Я сделала это неправильно? — я указываю на пенни. — По мне, выглядит правильно. Мой отец высовывает голову из-под машины. На лице у него жирные пятна, а в его черных волосах слой металлической стружки. — Эмми, с кем ты говоришь? Я подпеваю песне, играющей из магнитолы в машине. — Ни с кем, — лгу я, поскольку мне запретили обсуждать моего воображаемого друга с кем-либо — это его правила. Я даже поклялась своим сердцем и пообещала воткнуть иглу в мой глаз. А это последняя вещь, которую я хотела бы сделать. Отец отталкивается из-под машины и вытирает жирные руки о передние части его рваных джинсов. — Хэй, Эмми, хочешь пойти раздобыть чего-нибудь поесть? — через мое плечо он всматривается в карту кладбища, которую я делаю. Каждая монета представляет собой тело, которое было похоронено. — Играю в игру, — отвечаю я. У него сбивается дыхание. — Прекрати это! — он разбрасывает кусочки своим ботинком и берет меня на руки. Он держит меня слишком сильно, пока несет к багажнику и усаживает меня на край так, что мои ноги свисают. — Кто сказал тебе сделать это с монетами? — злость в его глазах пугает. — Я не знаю, — я пытаюсь вырваться из отцовских рук. — Папочка, ты делаешь мне больно. Его глаза расширяются, когда он смотрит на свои руки, как будто он не осознает, что держит ими мои руки. — Эмми, это очень важно — он ослабляет хватку, — кто сказал тебе сделать это? Я смотрю на своего друга в углу. — Я не должна тебе рассказывать. — Эмбер Роуз Эдвардс — он использует моё полное имя только тогда, когда говорит серьезно. — Ты скажешь мне прямо сейчас или я не позволю тебе кататься на машине вместе со мной. Ты понимаешь? Я рассержено скрестила руки. — Отлично. Мой воображаемый друг сказал мне сделать это. Мой друг свирепо посмотрел на меня, и я испугалась, что он собирается покинуть меня. Пожалуйста, не покидай меня. Пожалуйста, не покидай меня. Отец ловит мой взгляд, и искра его смерти всплывает через его прикосновения — и темнота. Я вздрагиваю, когда он поворачивается ко мне со строгим выражение лица. — Эмми, ты должна игнорировать его, хорошо? — говорит он, взгляд его серых глаз смягчается. — Ты не можешь иметь воображаемых друзей — люди подумают, что ты сумасшедшая. И мы не можем позволить им так думать. — Но я не хочу, чтобы он уходил. — Ну, он должен. Время ему уходить. Ты понимаешь? Никаких воображаемых друзей. Никогда. — Прекрасно… уходи, друг, — слезы стоят в уголках глаз, пока мой друг растворяется в воздухе. — Это не справедливо. — Жизнь не справедлива, — говорит отец, помогая мне слезть с багажника, — чем раньше ты поймешь это, тем легче будет жизнь. Я возвращаюсь обратно к банке и начинаю убирать беспорядок, собирая монеты и винты в неё. — И, Эмми, — отец снова залезает под машину — если он когда-нибудь вернется, ты должна сказать ему, чтобы он убирался. — Хорошо, — хмурюсь я, бросая пенни в банку. Пока отец под машиной, я рискую взглянуть в пустой угол, тайно надеясь, что мой друг вернется. Но он не возвращается, и мое сердце болит. Он единственный человек, которого я встречала, кто понимает смерть так, как понимаю я.Глава 1
Тринадцать лет спустя… Я люблю кладбище. Тут тихо и спокойно — это единственное место, где я отдыхаю от смерти. Я терпеть не могу людные места, набитые голосами и жизнью. Больно находиться среди жизни. Люди не понимают, как близко находится смерть, прямо за их плечами, вокруг квартала, в конце улицы. Она везде, и я единственная, кто знает, где она прячется. Я вижу смерть каждый день, но кладбище уже мертвое. Луна яркая сегодня ночью, ей остается немного, чтобы быть полной. Сухие листья падают с дуба, а воздух четко пахнет осенью. Надгробия покрывают землю, и легкий туман застилает хрустящую траву. Я прислоняюсь к стволу дерева с открытым блокнотом и ручкой в руках, строчу слова, которые важны для меня. Кладбище мое чувство комфорта, мое святилище в мире тьмы, один кусочек света в моей жизни. Я убираю кончик пера со страницы и перечитаю слова. Я звучу одержимой смертью, как Эдгар Аллан По или Эмили Дикинсон, но смерть — это огромная часть меня. С обычным прикосновением я узнаю, когда кто-то умрет. И будет ли им больно. Будет ли их жизнь украдена. Я кладу блокнот на траву и сую ручку в корешок. Натягиваю капюшон поверх головы, скрещиваю руки и пялюсь на заброшенную улицу. Один из уличных фонарей мерцает, и собака лает за передними воротами дома из красного кирпича. Я гляжу на свои часы. Уже очень поздно. Я хватаю блокнот и иду через кладбище. Земля сырая и тяжелая, и моя черная обувь погружается во влажную грязь. Я вижу надгробия; большие, маленькие, сложные, простые. Я задаюсь вопросом, являются ли детали надгробия определением человека,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (64) »