Guy de Maupassant Ги Де Мопассан Pierre and Jean Пьер и Жан CHAPTER I I "Tschah!" exclaimed old Roland suddenly, after he had remained motionless for a quarter of an hour, his eyes fixed on the water, while now and again he very slightly lifted his line sunk in the sea. Ах, черт! -- вырвалось вдруг у старика Ролана. Уже с четверть часа он пребывал в полной неподвижности, не спуская глаз с воды, и только время от времени слегка дергал удочку, уходившую в морскую глубь. Mme. Roland, dozing in the stern by the side of Mme. Rosemilly, who had been invited to join the fishing-party, woke up, and turning her head to look at her husband, said: Госпожа Ролан, дремавшая на корме рядом с г-жой Роземильи, приглашенной семейством Ролан на рыбную ловлю, очнулась и повернула голову к мужу. "Well, well! -- Что это?.. что это?.. Gerome." Жером! And the old fellow replied in a fury: Тот отвечал со злостью: "They do not bite at all. -- Да совсем не клюет! I have taken nothing since noon. С самого полудня я так ничего и не поймал. Only men should ever go fishing. Women always delay the start till it is too late." Рыбу ловить надо только в мужской компании, -из-за женщин всегда выезжаешь слишком поздно. His two sons, Pierre and Jean, who each held a line twisted round his forefinger, one to port and one to starboard, both began to laugh, and Jean remarked: "You are not very polite to our guest, father." Оба его сына, Пьер и Жан, дружно расхохотались. Они сидели -- один у левого, другой у правого борта -- и тоже удили, намотав лесу на указательный палец. -- Папа, -- заметил Жан, -ты не очень-то любезен с нашей гостьей. M. Roland was abashed, and apologized. Господин Ролан сконфузился и начал извиняться: "I beg your pardon, Mme. Rosemilly, but that is just like me. -- Прошу прощения, госпожа Роземильи, такой уж у меня характер. I invite ladies because I like to be with them, and then, as soon as I feel the water beneath me, I think of nothing but the fish." Я приглашаю дам, потому что люблю их общество, но стоит мне очутиться на воде, и я обо всем забываю, кроме рыбы. Mme. Roland was now quite awake, and gazing with a softened look at the wide horizon of cliff and sea. Г оспожа Ролан, стряхнув с себя дремоту, мечтательно смотрела на морскую гладь и прибрежные скалы. "You have had good sport, all the same," she murmured. -- Но улов-то ведь богатый, -- заметила она. But her husband shook his head in denial, though at the same time he glanced complacently at the basket where the fish caught by the three men were still breathing spasmodically, with a low rustle of clammy scales and struggling fins, and dull, ineffectual efforts, gasping in the fatal air. Муж отрицательно покачал головой. Однако он бросил благосклонный взгляд на корзину, где рыба, наловленная им и сыновьями, еще слабо трепетала, еле шурша клейкой чешуей, подрагивая плавниками и беспомощно, вяло хватая смертельный для нее воздух судорожными глотками. Old Roland took the basket between his knees and tilted it up, making the silver heap of creatures slide to the edge that he might see those lying at the bottom, and their death-throes became more convulsive, while the strong smell of their bodies, a wholesome reek of brine, came up from the full depths of the creel. Поставив корзину между ног, старик Ролан наклонил ее и сдвинул серебристую груду к самому краю, чтобы разглядеть рыбу, лежавшую на дне; рыба сильнее забилась в предсмертном трепете, и из переполненной корзины потянуло крепким запахом, острым зловонием свежего морского улова. The old fisherman sniffed it eagerly, as we smell at roses, and exclaimed: Старый рыболов с наслаждением вдохнул этот запах, словно нюхал благоухающую розу. "Cristi! But they are fresh enough!" and he went on: "How many did you pull out, doctor?" -- Пахнет-то как, черт возьми! -- воскликнул он; потом добавил: -- Ну, доктор, сколько ты поймал? His eldest son, Pierre, a man of thirty, with black whiskers trimmed square like a lawyer's, his mustache and beard shaved away, replied: Его старший сын Пьер, лет тридцати, безбородый и безусый, с черными баками, подстриженными, как у чиновника, отвечал: "Oh, not many; three or four." -- О, самые пустяки, штуки три-четыре. The father turned to the younger. Отец повернулся к младшему: "And you, Jean?" said he. -- А ты, Жан? Jean, a tall fellow, much younger than his brother, fair, with a full beard, smiled and murmured: Жан, высокий блондин с густой бородкой, намного моложе брата, ответил с улыбкой: "Much the same as Pierre-four or five." -- Да почти то же, что и Пьер, -- четыре или пять. Every time they told the same fib, which delighted father Roland. Они каждый раз прибегали к этой лжи, приводившей старика Ролана в восхищение. He had hitched his line round a row-lock, and folding his arms he announced: Он намотал лесу на уключину и, скрестив руки, заявил: "I will never again try to fish after noon. -- Никогда больше не буду удить после полудня. After ten in the morning it is all over. Десять пробило -- и баста! The lazy brutes will not bite; they are taking their siesta in the sun." Она больше не клюет, подлая, она изволит нежиться на солнышке. And he looked round at the sea on all sides, with the satisfied air of a proprietor. Старик оглядывал море с довольным видом собственника. He was a retired jeweller who had been led by an inordinate love of seafaring and fishing to fly from the shop as soon as he had made enough money to live in modest comfort on the interest of his savings. В прошлом он был владельцем небольшого ювелирного магазина в Париже; страсть к воде и рыбной ловле оторвала его от прилавка, как только скромные сбережения позволили семье существовать на ренту. He retired to le Havre, bought a boat, and became an amateur skipper. Он удалился на покой в Гавр, купил рыбачью лодку и стал моряком-любителем. His two sons, Pierre and Jean, had remained at Paris to continue their studies, and came for the holidays from time to time to share their father's amusements. Оба его сына, Пьер и Жан, остались в Париже заканчивать образование, но приезжали домой на каникулы и принимали участие в развлечениях отца. On leaving school, Pierre, the elder, five years older than Jean, had felt a vocation to various professions and had tried half a dozen in succession, but, soon disgusted with each in turn, he started afresh with new hopes. Пьер был на пять лет старше Жана. По окончании коллежа он поочередно брался за самые разнообразные профессии: он перепробовал их с полдюжины одну за другой, быстро разочаровывался в каждой и тотчас же начинал возиться с новыми планами. Medicine had been his last fancy, and he had set to work with so much ardour that he had just qualified after an unusually short course of study, by a special remission of time from the minister. He was enthusiastic, intelligent, fickle, but obstinate, full of Utopias and philosophical notions. В конце концов его прельстила медицина, он с большим жаром принялся за дело и только что, после сравнительно недолгих занятий, по особому разрешению министра, раньше срока получил звание доктора, он был человек восторженный, умный, непостоянный, но настойчивый, склонный увлекаться утопиями и философскими идеями. Jean, who was as fair as his brother was dark, as deliberate as his brother was vehement, as gentle as his brother was unforgiving, had quietly gone through his studies for the law and had just taken his diploma as a licentiate, at the time when Pierre had taken his in medicine. Братья являли собой полную противоположность и по наружности, и по внутреннему складу. Младший, Жан -- блондин, был ровного, спокойного нрава; Пьер -- брюнет, был необуздан и обидчив. Жан окончил юридический факультет и получил диплом кандидата прав, а Пьер-диплом врача. So they were now having a little rest at home, and both looked forward to settling in Havre if they could find a satisfactory opening. Теперь они оба отдыхали дома в надежде обосноваться в Гавре, если здесь подвернется что-нибудь подходящее. But a vague jealousy, one of those dormant jealousies which grow up