Юрий Щеглов Еврейский камень, или собачья жизнь Эренбурга Историко-филологический роман

О, если б слово мысль мою вмещало…

Данте Алигьери. Рай, песнь XXXIII.

Перевод М. Лозинского

Скорей свои цимбалы выдам,

Но не разящую пращу.

Илья Эренбург, 1923 год

Пора признать — хоть вой, хоть плачь я,

Но прожил жизнь я по-собачьи…

Илья Эренбург, 1962 год

Ассоциации и личность — два непременных условия создания современной прозы.

Джилберт К. Джеймс

ПРОЛОГ Человек у руля

Элегия «Большие чувства»

О Сталине он писал чудовищные вещи. Сегодня люди, признающие за Эренбургом колоссальные нравственные и литературные заслуги, стараются не вспоминать эти элегии. Люди, отвергающие его с плеча и считающие Сталина по-прежнему всемирным гением и вождем народов, не цитируют, например, финал статьи «Большие чувства» по иным причинам. Не примитивизм отпугивает их и не национальность. Эренбург — еврей, но мало ли евреев лезли к Сталину, лицемерно пытаясь угодить?! Не пересчитать их. Наконец, третьи ссылаются на верноподданнические строки как на свидетельство, подтверждающее, что Эренбург, наряду, впрочем, со многими другими советскими писателями, был предателем, эгоистом и негодяем. Вот что пишет Аркадий Белинков в своей знаменитой книге «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша»: «Меня просят простить Эйзенштейна за гений, Алексея Дикого, сыгравшего Сталина после возвращения из тюрьмы (лагеря, заключения), за то, что у него не было иного выхода, Виктора Шкловского за его прошлые заслуги и особенности характера, Илью Эренбурга за статьи в „Красной звезде“ во время войны, Алексея Толстого, написавшего „Хлеб“, пьесы об Иване Грозном и много других преступных произведений, за брызжущий соком русский талант, простить Юрия Олешу за его метафоры и несчастья». Ничего не понимая в жизненных задачах, поставленных перед собой Эренбургом и не давая себе труда задуматься, Аркадий Белинков клеймит его последними словами вместе с остальными. Считая Эренбурга прекрасным писателем, он не желает прощать, потому что это, дескать, «не научно».

Итак, Эренбург «негодяй и предатель», добровольно выполнявший социальный заказ, а порою и бежавший впереди прогресса.

Не станем спорить, протестовать и опровергать. Пойдем дальше. Между тем высокопарные поэзы о великом друге и вожде сегодня мирно существуют рядом с различными мнениями об Эренбурге, выполнив давно свою нынче ошельмованную задачу. Напомним, однако, фрагмент из одного подобного опуса — он того стоит:

«В неспокойную погоду на море у руля стоит капитан. Люди работают или отдыхают, смотрят на звезды или читают книгу. А на ветру, вглядываясь в темную ночь, стоит капитан. Велика его ответственность, велик его подвиг. Я часто думаю о человеке, который взял на себя огромный груз, думаю о тяжести, о мужестве, о величии. Много ветров на свете. Люди работают, сажают яблони, нянчат детей, читают стихи или мирно спят. А он стоит у руля».

Здесь нет ничего о конкретных деяниях героя льстивого и лживого очерка. Нет ничего о раскулачивании, о коллективизации и индустриализации. Нет ничего о Шахтинском процессе, нет ничего о процессе Промпартии, нет ничего о судилище над членами мифической «Спiлки визволення Украiни», нет ничего о зверском голоде на той же Украине, ни звука о московских сфальсифицированных процессах, арестах, допросах и пытках, о провале испанской интервенции, ничего о ГУЛАГе, о Большом терроре, о бездарном пакте с Гитлером нет здесь также ни полслова. Даже намека на ужасающий разгром, происшедший в первые месяцы войны, нам не уловить. Ничего нет в процитированном опусе о борьбе с космополитизмом, об уничтожении биологической науки и об убийстве Михоэлса. Ничего нельзя отыскать и об общем бедственном и отсталом положении страны, ни о преступных насмешках над кибернетикой и генетикой. Словом, ничего из того, что было бы в ладах с истиной.

Статья «Большие чувства», как подчеркивалось в советских газетах той поры, это гимн всенародной любви к вождю. Я помилосердствовал, не включив в название главы, начинающей пролог, этот поэтический термин, означающий хвалебную торжественную песнь. Стоит заметить, что автор столь примечательного произведения — личность, которую и сегодня ненавидят лютой ненавистью многие, в том числе и, быть может, особенно поклонники Сталина. Один из персонажей только что не зарифмованного текста, простой солдат, решил приободрить младшего товарища, дрогнувшего перед трудностями жизни:

«Сталину тяжелее, а он молчит…» Молчит и делает великое дело. Один он на всех. Он — надежда мира.

Портрет вождя, надо отдать должное мастерству Эренбурга, создан лаконичными, емкими фразами. Это уже не вождь, не герой, а полубог, нет, пожалуй, Бог.

Долгий путь

К послевоенному обожествлению Сталина Илья Григорьевич шел издалека. С той первой плитки кузнецкого чугуна в «Дне втором» с надписью «И.В. Сталину» через массу разного рода упоминаний, даже в художественных романах, через статьи «Человечество с нами» и «Чудо», посвященную поражению немцев под Москвой, где он, блестящий военный публицист, пишет совершеннейшую несусветицу. Видно, не всегда удавалось удержаться на благопристойном уровне. То ли Эренбург торопился, то ли нервы сдали. Сегодня просто стыдно читать подобную чепуху:

«В эти дни мы еще раз поняли человеческую силу Сталина. Он думал не о нападении на чужие земли. Он думал о новом мире. Он отдавался стройке заводов, освоению Арктики, каналам, превращавшим пустыню в сады, школам, воспитанию человека. Великий поэт выражает свою сущность в поэме, опережая современников. Сталин писал Конституцию. Ни на минуту он не забывал об опасности, грозившей стране».

Я поневоле должен прервать цитирование и дать себе и читателю передышку. В дни разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой не очень прилично было