<p>

– Господи, нет, – Шелия, скосившая было взгляд на соседнюю лежанку, поморщилась. – Ребята, серьёзно?

«Ребята», к которым обращалась старшая Линч, ничего не ответили. Оно и не удивительно – она бы на их месте, наверное, тоже ничего не ответила.

То, что она не была бы на их месте, потому что чувство такта у неё не отсутствует напрочь – это уже другая, менее интересная история.

– Блядь, дайте мне просто абзац дочитать, – Шелия с трудом удержалась от шипения. – Один абзац, и я уйду, слышишь меня, Силерат, вынь руку из её трусов, я уже почти ушла!

Блондин отрывается от Титании и обращается к Шелии белозубой виноватой улыбкой. Может быть, именно потому, что воин умеет так улыбаться, она всё ещё его не убила.

Прецеденты были, желание тоже, но он вот, на Титанийской кровати. Живой и здоровый – где его рука, все уже поняли.

Шелия трясёт головой, закидывает в пакет пару страшно нужных вещей вроде книги и расчёски, и гордо утопывает из своей палатки в майоровскую.

Титания, кстати, за всё это время не произносит ни слова.

***

– Если бы они попросили меня выйти, – Шелия то ли ворчит, то ли урчит от того, что Румменигге отвлечённо гладит её по колену. – Я бы так не злилась!

Майор её, может быть, даже не слушает, ей в голову проверить не приходит. Да и это как раз тот случай, когда «быть услышанной» куда менее важно, чем «говорить».

И она – говорит. О том, что блядь, лягте мне на голову и там потрахайтесь, о том что нет, конечно, она никому из них не чужая, да и про их отношения иногда кажется, что знаешь больше, чем они сами, но помимо всего этого – она же всё-таки человек!

– Я беременна, – вдруг выдаёт Шелия тем же тоном, скашивая суженные от злости глаза на Маркса.

– А я акваланг, – отзывается он ей в тон. – Я слышал всё, что ты сказала.

Она кусает губу, а потом, недолго думая, его и за голое плечо.

Румменигге дёргается и смеривает её неодобрительным взглядом.

– Я отчёты хотел досмотреть, – говорит перед тем, как уложить её на стол.

– Потом досмотришь, – у неё волосы рыжие и колечками у самых висков, а улыбка и наглая, и злая. – Они не убегут, а я могу убежать.

– Нет, – он наваливается, сжимает ногами её бёдра и наклоняется, чтобы поцеловать куда-то чуть ниже уха. – Не убежишь.

Шелия смеётся и льнёт к нему.

***

Шелия сидит у него до вечера, берёт на себя часть майорской работы – это только из-за того, что я отняла у тебя время! – но спать уходит обратно в свою палатку, и когда она возвращается, когда снаружи из-за туч, закрывающих небо, хоть глаз выколи, Силерата уже нет.

В палатке тускло мерцает свечка, огонёк отражается в стёклах очков Титании, которая что-то читает.

– Ток не плачь, – Шелия поднимает руки вверх, показывая, что пришла с миром. – Но ты меня достала.

Тия поднимает голову, а потом хлопает по покрывалу рядом с собой, и старшая Линч, немного подумав, всё-таки садится рядом.

– Это было некрасиво, – говорит она серьёзно и обиженно. Обида сейчас деланая, потому что Шелия умеет быстро успокаиваться даже тогда, когда хочется взять меч и покромсать на лоскуты всё и всех вокруг. Обида сейчас деланая, стёкла очков блестят, и глаз за ними не видно, но вот улыбка уголками губ на бледном лице проглядывается.

– Задуй свечку, – говорит Титания вместо чего бы там она не должна была сказать.

Шелия вздыхает и поворачивается, но свечку тушит двумя пальцами.

Короткое шипение – и палатка погружается в темноту.

Короткий вздох – и Титания подминает Шелию под себя, сжимая бёдрами её бёдра.

– А может, – она наклоняется к уху, потому что Линч ведёт от горячего дыхания. Она вообще одна сплошная эрогенная зона – укуси за плечо, и она захнычет как девчонка.

Титании это кажется забавным: что волевой капитан Линч, который способен держать себя в руках в практически любой ситуации, ёрзает под ней и хнычет, если к ней прикасаться там, где ей нравится.

Шелии нравится много где – вот плечи, вот уши, вот кончиками пальцев по спине, вот ключицы, Титания проводит по одной ключице ногтём, и Линч выгибает в позвоночнике так, как будто они на обряде экзорцизма.

– Может что? – фыркает Шелия, пытаясь сохранить если не лицо, то хотя бы его остатки, а Титания, слишком увлечённая, забывает, что вообще что-то говорила.

– Может, ты просто ревнуешь? – вообще-то предположение дурацкое: потому что ревновать к Силерату для неё то же самое, что для Силерата ревновать к Шелии. У них устоявшееся право на Титанию, сразу у двоих, каждый доволен своим местом и на чужое не претендует.

– Ха-ха, – Шелия тянет последнее «а», когда Тия кусает её плечо снова, вцепляется зубами действительно больно, завтра, может быть, останется синяк; кусает, а потом зализывает, и Шелия давится тем, что собиралась сказать.

– Смешно? – Титания любит говорить, особенно когда она сидит сверху, так она чувствует себя… Шелия не знает, как она себя там чувствует, но голос у синеволосой такой сытый, довольный и властный, посмотрите на эту хорошую девочку в очках, это не она, это не может быть ею.

– Очень, – Шелия фыркает, пытается выбраться, и тогда Титания хватает её за руки: сначала двумя, потом и вовсе одной, она серьёзно может удержать её запястья одной рукой, это настолько же унизительно, насколько и горячо, и внизу живота у Шелии тянет, и она двигает бёдрами навстречу. – Просто я чувствую себя как третий лишний, и это раздражает, у всех есть язык, можно просто…

Что «можно просто», она уже не договаривает, потому что да, у всех есть язык, и Титания умеет пользоваться им, Шелия не знает, что за чёрт с ней такой, но когда синеволосая паладин вбирает в рот её сосок, ей хочется умереть; она слегка прикусывает его зубами, аккуратно и весело, обводит языком ореол, а потом снова выпрямляется.

Шелии хочется спросить, когда она успела снять очки, но воздуха получается маловато.