Annotation

Тимофеев Николай Александрович

Тимофеев Николай Александрович

Другие песни Повесть

Николай Тимофеев

Другие песни

(повесть)

О памяти разное говорят: хорошая она и плохая, добрая и злая, свежая и старая, машинная, куриная, короткая и даже вечная. Вечная, конечно, преувеличение: вечного ничего не бывает, но ведь говорят, хотя не только я, но и другие в вечности памяти сомневаются. Иначе б зачем возводили памятники и вешали памятные доски, назначение которых, это очевидно, продлить короткую нашу память ещё на какое-то время. А иногда продлевают, продлевают её всеми возможными способами, а потом резко вдруг происходит полная метаморфоза: вечная память становится как бы ненужной и всё катится в тартарары. Такая история произошла в небольшом городке под названием Шумнов, где-то в лесной и болотистой местности, так далеко, что вы о нём, может быть, и не слышали. Сам городок возник в стародавнее ещё время на месте села Болотнова, а название получил, видимо, по причине шума, создаваемого железнодорожным узлом, который в этом городке, на пересечении двух дорог, и располагался: круглосуточное громыхание вагонов и локомотивов, гудки, свистки и громкие объявления по радио - обычная какофония звуков, которые раздавались на станции и достигали самых дальних окраин. Городок был обычный, каких много: ничем не примечательный райцентр с небольшим рынком, храмом, вокзалом и привокзальной площадью. Стоит разве отметить, что жители Шумнова в большей части работали на станции и на железной дороге, и работа эта считалась престижной, и ещё одно обстоятельство: станцию и городок надолго запоминали пассажиры, которым не повезло сделать в Шумнове пересадку, бедолаги просиживали со своими вещами до недели и более из-за отсутствия мест в проходящих поездах, особенно трудно было, конечно, в период летних отпусков. Зато каждый работающий на станции становился особо значимым человеком, так как он мог зайти запросто к кассирше тёте Даше и у неё, по старому знакомству, а некоторые и по-родственному, получить дефицитное место для шустрого пассажира, конечно, за определённое вознаграждение, при этом тётя Даша за красивые глазки тоже места не отдавала - всё совершалось на взаимно выгодных условиях. А так жизнь в городке протекала спокойно, почти без происшествий, разве что-то и случалось, то обычно на железной дороге и почти всегда по пьяни, но это особая тема, о которой много пишут в других местах. Кстати, на железной дороге работал и наш герой, во вспомогательной службе, но считал себя полноправным железнодорожником. Звали его Василий Васильевич Куликов. Не будем ворошить его происхождения, оно особо ничем не примечательно, а людей обоего пола с фамилией Куликов(а) в городе было... чуть ли не каждый третий; Василия Васильевича Куликова, точно, больше не было; были Василий Иванович и Василий Семёнович Куликовы, но оба на железной дороге не работали: первый был зоотехником, второй портным по ремонту одежды. Так что Василий Васильевич Куликов жил в Шумнове один и работал железнодорожником. (Не лишне будет, наверно, заметить, что он и сегодня здравствует, но уже не работает... по возрасту). Человек он простой, смирный, роста невысокого, можно сказать, низкого роста, что с ранней юности его угнетало и делало его не в меру ранимым и одновременно гордым. Кто-то ему говорил, что он может "вытянуться" после двадцати пяти лет, но, увы, "не вытянулся", поэтому при покупке обуви главным для него был каблук, чтобы был повыше, на всё остальное он почти не обращал внимания; всегда в ходу был набор стелек, за счёт толщины которых ещё выгадывались какие-то миллиметры; аналогичные требования предъявлял к головному убору: чем выше, тем лучше. Именно рост, так считал Василий Васильевич, сыграл роковую роль в его первой любви, когда его предполагаемая невеста предпочла человека рослого, почти на десять лет старшего себя, но, правда, более обеспеченного. Хотя невеста, по её словам, тоже любила Васю, но уступила уговорам родственников, которые нашли ей другого жениха. Дело в том, что Василий Васильевич в то время жил с больной бабушкой, которая его воспитывала после рано умерших родителей, и кроме нищеты ничего молодой жене предложить не мог. Конечно, он сильно страдал из-за поступка невесты, собирался даже броситься под поезд, но не успел осуществить задуманное, был призван в армию. Свою "святую любовь", так думалось Василию Васильевичу, к этой замужней женщине Любови Ивановне Павловой (в девичестве Зайчиковой), Любочке, как он тайно про себя называл её, он намеревался пронести через всю свою жизнь. Кстати, они работали в одном здании, часто виделись, он её при встрече называл по имени и отчеству, она по-прежнему его Васей. А работал Василий Васильевич на инженерной должности, которых масса на наших дорогах, ставка была невысокая, можно даже сказать, позорящая инженерное звание; и работа была соответствующая ставке: наблюдать за зданиями, принадлежащими дороге, и на досуге осваивать, конечно, с помощью подрядчиков, тощие средства, выделяемые на содержание и ремонт объектов. Некоторый опыт для своей теперешней работы Василий Васильевич получил в армии, служа в строительных войсках, а после службы окончил филиал вечернего железнодорожного техникума, который в Шумнове до сих пор ещё существует, однажды закрывался на время, потом вновь открылся, но уже под названием колледж; кстати, и все "инженеры" Шумновского узла и много других местных начальников оканчивали в разное время именно это учебное заведение. В те времена, с которых начинается наше повествование, Василий Васильевич был молод, недавно разменял только четвёртый десяток. Помнится, в понедельник он пришёл на работу, взял на посту бесплатную железнодорожную газету и пошёл в свой рабочий кабинет; так-то Василий Васильевич газет не любил, но бесплатную и в рабочее время позволял себе и почитывал всегда. Открыв газету, он сразу обратил внимание на короткую заметку под заголовком "Уникальное здание", сказалась, видимо, служебная привычка иметь дело со зданиями. В заметке сообщалось, что в здании, в котором Василий Васильевич имеет честь работать, до революции однажды временно располагалось Управление железной дороги, а в революционное время был ревком и реввоенсовет большевиков. Василий Васильевич не стал просматривать дальше газету, аккуратно вырезал