Эрик Бутаков БУЛЬВАР ПОСТЫШЕВА (или Тенденция последнего полета)

Склейки:

— Ставки сделаны, ставки сделаны, — настаивал дилер, — ставки сделаны, господа!

Он пытался руками перекрывать поле рулетки, но у него плохо получалось: под его руками мелькали руки других людей, говорящих большей частью с кавказским акцентом или по-китайски, успевающих закрывать номера, которые, как им казалось, должны выпасть, не смотря на раздражение дилера.

Шарик замедлял ход, но еще пока катился по рулетке.

— Ставки сделаны, господа! — твердо произнес дилер и демонстративно убрал чьи-то фишки с поля.

После чего чужие руки перестали мелькать над столом, люди притихли и уставились на рулеточный круг.

Шарик уже прыгал по мелькающим цифрам, ударяясь о ребра секторов и поперечен на круге, и … «Р-ррр, тык-тык-тык. Бум. Шлеп» … вот свершилось:

— Пять красное. Нечет, — прозвучало с Небес.

( Наплывает музыка победы! Легкая, хорошая, прекрасная музыка! И кажется, что где-то трещит фейерверк! «Бах!» — рассыпался в небе огромным зонтом.)

— Куда ты ставил? — Спрашивают проигравшие друг у друга. — Ты какой сектор обставлял? Если двадцать четыре, десятку, шестнадцать и тридцать три обставляешь, так хоть фишку, но сунь на пятерку! Идиоты, ей богу! — жаловался один на другого.

— Зеро шпиль, зеро шпиль! Какой, зеро шпиль? Выпало как раз всё напротив! — ругались напротив двое против одного.

— Сколько моих? — спросил Архип у дилера. — Двенадцать?! Опачки! Вот именно!.. — обрадовано вставил он и довольный похвастался всем тем, кто ему завидовал, громко хвалили и уже просили денег занять отыграться. — Я всегда пятерочку обставляю до талого!.. Та-та-та! Любимое число! Всегда «пять» обставляю по-полной программе — любимое число! Шура, оплатите за кефир! — попросил он дилера и добавил: — Шуба, клин и шесть вперед!

Дилер подсчитал в уме выигрыш, сверился получившейся суммой с наблюдателем стола и, пока Архип закуривал и немножко глотнул пивка, уже потянулся к дежурной стопке фиолетовых фишек с символом «500», чтобы выплатить выигрыш: двенадцать умноженное на тридцать пять…

( Странная музыка, как будто по нотам бьют металлической палкой… )

В дверь стучали монеткой, вырывая из такого приятного сна. Архип открыл тяжелые глаза, с сожалением и горечью поняв, что выигрыш он уже никогда не сможет получить! «Кого там ещё принесло? — досадно подумал он и решил: — Покулишко, судя по всему, Покулишко приперся! Принесла же нелегкая именно сейчас, твою мать!».

Похоже, уже вечерело — солнце освещало левую стену комнаты. Вообще-то пора было вставать. Сколько он уже проспал? Не известно. Вчера была тяжелая, но эффективная ночь, приятное, но тяжелое утро, так что он весь день продрых. «Надо бы часы поставить в эту комнату. На видное место, — всё ещё лежа думал Архип, зевнул и порешил: — Обязательно поставлю!». И глаза сами закрылись. Он ещё пытался кое-как удержать сон, надеялся вернуться к столу за выигрышем, получить свою гору фишек, купить всем пива, занять всем… А тут — такой облом! Снова стучат.

Снова стучали монеткой в железную дверь. Всего изнутри передернуло: ну, зачем, зачем? Что надо? — такой сон! Нужно вставать. Брести в коридор. Открывать первую деревянную, скрипучую дверь. Пытаться открыть вторую, железную.

Взявшись за верхний замок второй двери, Архип спросил:

— Кто?

— Маркиз, — прозвучало в ответ.

Полусонный, злой Архип открыл дверь.

— Хуркиз, — Архип хотел произнести другое слово, где вместо буквы «р» была бы буква «й», но язык плохо ворочался в высохшем рту. Пришлось довольствоваться тем, что получилось, облизать губы и добавить: — Заходи, Неудачник. Поспать не дашь. Другого-то времени не нашел…

— Ты что, ещё спишь, свинья? — перебил Андрей, протягивая руку для пожатия.

Андрей Андреевич Покуль с юношеских лет был несколько своеобразным человеком из очень приличной семьи, но совершенно не умел нормально выражаться и задавать вопросы друзьям. Вот и сейчас, многим бы показалось, что он хамит, хотя на самом-то деле, это было его обычное поведение. Зачем он притащился? — никто не знал. Просто нечего было делать и хотелось пожрать этим жарким летним днем, сходящим к закату.

Архип закрыл скрипучие входные двери, потер глаза, пожал протянутую руку. Глаза его ещё, в общем-то, спали.

Разуваясь не наклоняясь, Андрей Андреевич ещё раз переспросил:

— Спишь что ли, гадёныш? — и предположил: — Опять вчера, наверное, медвежонка выгуливал?

Архип включил свет в туалет.

— Сейчас я морду умою, — не обращая внимания на его слова, пробурчал он и зашел в туалет (совмещенный, естественно, с ванной).

— Вот цыганская душа, не может без этого, — подытожил Андрей, прошёл на кухню, включил, перемотанный скотчем, чайник.

«Выгуливать медвежонка» означало (если звучало от Покуля в отношении Архипа) — напиться. Как правило, сильно напиться пивом. Водку Архип почти не пил — она что-то в него не лезла, после перенесенного гепатита, видимо, организм перекрыл ему где-то водочные краны. А вот пиво он понужал без меры и всегда без повода. Архип был наполовину цыган, наполовину не цыган, скорее — русский. От природы светлый, а не смуглый, как должно было бы быть. Кто не знал — не понял бы и не догадался, что цыгане к нему имеют какое-то отношение, а вот Покуль это знал, поэтому Покуль (сам гадёныш) придумал, что если Архип, как он обычно делает, ни с того, ни сего, напивался своим вонючим пивом, это означало, что Архип «выгуливал медвежонка». Какой цыганёнок без медвежонка? К тому же им обоим нравилось это выражение — не грубо и смешно. И главное — в точку. Бывало, позвонит ему Архип и скажет: «Я тут медвежонка собрался выгуливать, подтягивайся, Андрюха». «Вот, гадёныш!» — ответит Андрюха и иногда подтянется.

Поставив чайник, Андрей прошел в большую комнату. «О-па!» На письменном, заваленном исписанными бумагами столике, рассыпались бумажные деньги, много денег. «Опять в казино зависал» — решил Андрей и залез с ногами на диван.

В туалете кран закрылся, через минуту скрипнула дверь, щелкнул выключатель, в комнату зашел с мокрой головой, по пояс голый Архип.

— Ты что, свинья, опять всю ночь в казино зависал? — спросил Андрей.

— Да, — со вздохом ответил Архип, вспомнив незаконченный сон. (Хотя, казалось бы, какой прок