Евгений Валериевич Искатель Fallout — Истории Севера

Глава 1 Странник или Чужие Проблемы

Пустоши… Каким образом нечто, что воплощает в себе смерть и безликую сухость, смогло обрести глубинный смысл для некоторых? Откуда берутся эти безумцы, что словно пророки странствуют в настоящем аду и говорят, что суть Пустошей нужно понять? Как им удаётся найти красоту и смысл в этом ужасном месте? Знойная жара, мерзкий горячий ветер, песок и пыль, всякого рода жуткие твари, радиация, бесчисленные опасности. Что прекрасного можно найти в этом Богом забытом месте? Те живые, что каждый день с трудом вырывают свои минуты жизни у этого воплощения зла, не понимают таких, кто видит в Пустошах нечто. «Безумцы!» — вот и всё объяснение, да и не нужно тратить силы и пытаться понять глупцов. Ибо в Пустошах важна каждая капля твоей силы, просто, что бы выжить ещё один бессмысленный день.

После Великой Войны остались лишь Пустоши, как расплата за грехи и безумие прошлого. И живущим в них нет смысла, блаженный тот, кто нашёл его в это время. Они радуются возможности хоть что-то поесть, не сильно мерзкое на вкус, выпить и забыться, а ещё провести с кем-то ночь, кто посимпатичнее, или просто хоть с кем-то. Блаженные те, кто придумал, как заработать в это время, или обрести власть, они в основном все подонки, но у них есть цель в этом новом мире, где всем правят Пустоши. Есть те, кто нашёл цель в заботе о других, но они почему-то не долго задерживаются в Пустошах. Кто-то радуется голове своего врага, насаженной на кол, или выпусканию крови и внутренностей ближнего своего, которых и так осталось не много. И они почему-то обычно живут дольше предыдущих, как будто Пустоши принимая их жертвы, продлевают им жизнь. Но всех ждёт только конец, и даже сейчас большинство трясутся над своей жизнью, и готовы опуститься ещё ниже, что бы сохранить своё бесцельное существование. Но можно ли их обвинять в страхе? Мир всегда был безумен, и мир никогда не меняется, даже когда кажется, что уже хуже некуда.

Этого пустынного странника многому учили с самого детства. Первое, это не бояться. Не ведать страха и не поддаваться ему. Учили придерживаться очень тонкой грани между бесстрашием и бессердечностью, состраданием, милосердием и суровой необходимостью. Он не всегда понимал, как поступить лучше, но его учили желать поступать лучше в сердце, не думая о себе. Отец этого незнакомца был его первым и главным учителем, как в плане мышления, так и армейской подготовки и искусству выживания. Именно отец говорил, что страх перед смертью, является отцом всех остальных страхов. «Ни смерти, ни боли, ни поражения, ни унижения…ни тьмы» — слова, звучащие словно религиозная молитва, которую странник часто повторял про себя. Ему было всего двенадцать лет, когда он занёс револьвер своего отца над головой его раненного убийцы. «Ни тьмы» — это были последние слова, которые услышал бандит из Пустошей. И с тех пор странник стал совсем другим, мудрость отца всегда прибывала с ним, он чувствовал её и его самого в сердце, он знал, что смерти нет…

Влюблённого в таинства и дух Пустоши, его всегда злило, что люди, не понимающие их сути, клеймили его и ему подобных безумцами. Он хотел им объяснить, те чувства, что буйствовали в его душе, когда он стоял посреди «мёртвой» земли, под бескрайним небом, смотря в бесконечный, зовущий горизонт, но не мог. Не знал как это всё передать, не мог найти нужных слов. Он не мог победить в споре, а потому научился не спорить, во благо себе и окружающим. Теперь, когда в каком-то баре вновь начиналась старая тема, он просто молчал, улыбался и молчал, или иногда говорил: «Да. Возможно, ты прав приятель». Но в душе он знал правду, и он делился ею с собой и с отцом, и иногда с теми людьми, кто был ему хоть как-то дорог, хотя таких было совсем немного. Едва ли этот странник и сам себе мог объяснить, что же такое Пустоши на самом деле. Он знал наверняка, что это непросто выжженная земля. Не все люди ценили прекрасные и великие города, зелёные леса и поля, жизнь и свободу, которые были у них тогда. А теперь такие же люди не ценят и Пустоши. Даже если они и странствуют по ним, то сил им придаёт лишь мысль о том, что однажды этот кошмар закончится, и они доберутся хоть до какого-то подобия прошлой «прекрасной» жизни, цивилизации. Они не ценят Пустоши, но ненавидят всем сердцем, жару, зной, песок, пыль, жажду, мутантов, и всё её «сюрпризы».

Лишь иногда в своих странствиях, он встречал людей как будто бы просвещённых мудростью, мудростью, что может даровать Пустошь. Странник часто задумывался, что возможно это естественно, ведь странствуя в Пустоши ты предаешься постоянным раздумьям о окружающем мире, о том что было и что есть теперь, как не странно о самой жизни и бытии в целом. Ты словно сливаешься с Пустошью и своей дорогой. Раздумья, странствия, увидеть что-то новое, встретить кого-то нового, отыскать нечто забытое старое, открыть свою Судьбу и познать множество иных судеб, даже сейчас в это время, когда царит Пустошь. «Жизнь не меняется» — думал он. «Мы живём, чтобы познать эту истину, судьбы и бытия, и даже сейчас это возможно. Отец рассказывал, что всегда так было, даже в райском прошлом. Кто-то жил и имел судьбу, путь. А кто-то влачил жалкое и бессмысленное существование. Вот потому и сейчас так, одни видят и способны почувствовать это чуть ли ни мистическое таинство, а другие нет…» Он принял окончательное решение в самом себе, сейчас, когда конец казался таким близким и неотвратимым.

Сильный, закалённый Пустошью, странник с трудом волочил ноги. Он владел не многим. Старый полицейский бронекостюм, зашарпанный непрекращающимися странствиями, длинный кожаный пыльник, комбинация из стального шлема и техно-противогаза, часть этого же костюма. Из оружия крупнокалиберный револьвер, обрез и штурмовая винтовка с оптикой. Все «они» — его старые спутники в мире Пустоши, спутники его сражений, скитаний и поисков. И конечно же верный друг — Чуба, массивный пёс с короткой шерстью рыжеватого цвета. Даже его хозяин не знал наверняка был ли он подвержен мутации или эта порода псов и должна быть такой массивной. Ах да, ещё была серебряная звезда рейнджера, которая принадлежала ещё его отцу, а к отцу пришла от деда, а тому от прадеда. Он любил её. Он действительно именно любил этот кусочек металла, и называл именем матери, имя которой выцарапал на ней ещё его отец.

Странник остановился, чтобы всмотреться сквозь пыль, поднятую ветром. Кровь сочилась из его правого бока, и уже изрядно испачкала и его туловище и его левую руку, которую он прижимал к ране. Но он не стал лечить рану, хотя знал как, а лишь только слегка