Первая стража спала. Вторая закончила ужинать, на их столике стояли чашки чая и лежали остатки хлебной буханки. Инаракхат Кельс наклонился вперед, уперев локти в столик. Нинан и Трис, его товарищи по второй страже, облокотились на переборку.

— Шпионка! — протянул Нинан, стараясь не выдать зависти. — Ну, значит, нам следующая попадется.

Он дружески опер локоть на столик рядом с Кельсом.

— Но как возможно, — указал Трис, — что их попытки так очевидны, при всем богатстве и могуществе радхаайцев?

— Они от природы извращенцы.

Нинан взял чашку и уставился в нее.

— Так считается, — сказал Кельс. — В любом случае Анаандеру Мианаай придется найти дорогу в обход Крадучки.

Трис усмехнулся: зубы сверкнули из-под полумаски, закрывавшей верхнюю часть лица.

— А другие? За кем стоит присматривать, пока этого не случилось?

— За Хис Сулькой, — сказал Кельс и подался назад: присутствие Нинана стесняло его. Гаонийскую женщину-коммерсанта те знали по предыдущим рейсам.

— И за несколькими другими. — Он подумал об Авте Эмнисе. — Все как обычно. Турист из Преподобия. — Нинан и Трис с отвращением фыркнули. — Паломница из фаунтийского клана. Молодой человек из Герентата.

— Очередной турист, — простонал Нинан.

— Нет! — едва сдерживал смех Трис. — Я с ним говорил. Он ищет свою гаонскую бабушку!

Нинан рассмеялся.

— Найдет какую-нибудь беглянку или шлюху в своей генеалогии, ну и чего ради?

— Кем бы она ни была, — одернул его Кельс, — у ее внука время и деньги удовлетворить свое любопытство.

Нинан покачал головой в знак несогласия.

— Он рассчитывает найти матриархиню древнего благородного рода, которая признает его за родственника.

Трис кивнул.

— Повесит на стенку безвкусную дорогущую маску и станет распинаться перед соседями о своих экзотических корнях аристократа.

— А что, если он и вправду аристократ по крови? — спросил Кельс. Он знал то, что другим двум было неведомо. Род Гхем был среди самых древних и почетных. Он подался вперед и налил себе еще чаю.

— А это неважно, — сказал Нинан. — Ни один род не обрадуется появлению нахала без маски.

Глаза Кельса под маской сузились.

— Едва ли уместно его винить за обычаи его народа, — заметил он самым что ни на есть ровным тоном.

Нинан обернулся и взглянул на него внимательней.

— Несомненно.

— Длинный был денек, — примирительно сказал Трис. — Инаракхат весь день возился с пассажирами. Но теперь можем отдохнуть, по крайней мере до завтра.

— Завтра будет скучно, — сказал Нинан. — Благодарение за это Ираону.

— Благодарение Ираону, — эхом откликнулись Трис и Кельс.

* * *

Прекраснее девушки, чем Гхем Эхенд, Инаракхат Кельс в жизни не видел. Рот у Эхенд был прямой и полногубый, кожа — теплого темно-коричневого оттенка. Руки сильные, почти квадратных очертаний, но грациозные, как и движения. Казалось, она все время смеется, даже когда едва раскрывает губы. Но главной ее драгоценностью были глаза, широкие, серые, светоносные. Мода на маски, скрывающие их, не затронула ее. Более того, она предпочитала другую крайность — маски, которые как можно полнее выделяли и подчеркивали красоту очей.

Она поцеловала его на замшелом склоне холма у речки. Небо плотным серебристым ковром покрывали летние звезды. Другого света негде взять, кроме города внизу да плывших по реке лодок: цветные фонари на мачтах, красные и голубые, зеленые и золотые. На вкус ее губы были как цветы. У него сердце замерло, и все уплыло вдаль, кроме нее. Он поднял руку коснуться ее щеки, едва соображая, что это происходит на самом деле. Она снова поцеловала его, и, приняв это за знак поощрения, он осторожно подцепил пальцем нижний край ее маски.

Она сильно ударила его обеими руками в грудь. Он упал на мягкий мох, и перед глазами остались только звезды.

— Рано еще, — сказала она и, смеясь, убежала.

Он едва переводил дух от счастья. Рано еще! Время придет!

Но время никогда не пришло.

Через шесть месяцев выяснилось, что его род в долгах как в шелках, но теткам это совсем не мешало поддерживать привычный образ жизни, даром что уже довольно давно — в кредит.

Когда прибыло письмо, которого он ждал, то под красно-золотой печатью оказалось не предложение брака, но сухая отписка: если-де у него и были какие-то ожидания, то безосновательные, и лучше ему самому это понять. Письмо не от Эхенд, но от матриархини ее рода.

Он упаковал смену белья в заплечный мешок и спустился в доки, намереваясь завербоваться на любое судно, только бы подальше от Афат. Но оказался не нужен ни на одном. Он направился на окружную биржу труда, где дежурный клерк счел его подходящим кандидатом в Стражи. На следующее утро он уже летел в челноке на гаонскую орбитальную станцию. С тех пор нога его на Гаон не ступала ни разу.

* * *

Крадучку нельзя обнаружить ни глазом, ни каким бы то ни было из разработанных сканеров. Тем не менее безжалостное присутствие ее отрицать не получается. Внешнюю границу ее отмечают обломки кораблей, чьи капитаны сочли мрачные слухи вздором. Иногда попадаются и целые корабли без видимых повреждений, бесцельно дрейфующие в никуда. Иногда скопища обломков призрачно посверкивают в сиянии предупредительных бакенов, расставленных по периметру Крадучки с регулярными интервалами. Порой крадущийся через Крадучку корабль сталкивается с окоченевшим человеческим телом, которое невесть сколько времени крутилось тут в вакууме.

Чтобы выжить в переходе через Крадучку, корабль обязан двигаться медленно; путешествие отнимает почти шесть месяцев. В любой другой системе на него бы затратили считанные часы. К тому же надежно установлено, что любая попытка использовать в Крадучке коммуникационное оборудование ведет к ужасным результатам.

Куда меньше известно, что в Крадучке имеются определенные, единственно безопасные маршруты, не отмеченные и никак не зарегистрированные гаонцами для общего доступа. Блюдя единственную свою линию обороны, они старательно следили, чтобы знание о них существовало только в головах пилотов, получивших разрешение на полет. Стражу основали не только для того, чтобы шпионы не прокрались на корабли, и не только для соблюдения запрета на пользование коммуникационным оборудованием, но и с целью изолировать пилотов от внешнего мира.

* * *

Бар на второй палубе был узкий и маленький: по одну сторону несколько столов и стульев, по другую иллюминаторы. Двое путешественников — один в яркой мантии со складками, типичной для Преподобия, другая — с обнаженными грудями и в охряной юбке, сидели за одним столом, согнувшись над игровой