именно это и заставило Ровену онеметь, она оставалась безмолвной, пока Уоррик поклялся в свою очередь защищать его, Гилберта.

— Договорились. И Ровена…

Меч опять сверкнул в воздухе, и выражение лица у Уоррика теперь стало скорее угрожающим, чем просто раздосадованным.

— Ровена станет моей женой, если она пожелает. Но в любом случае она никогда больше не будет на твоем попечении. Не заставляй меня менять свои решения, д’Амбрей. Соглашайся на то, что я тебе предлагаю, и считай, тебе повезло, что я не добиваюсь полного и безусловного отмщения.

После этих слов Гилберт выпустил Ровену, и она тут же оказалась в крепких руках Уоррика. У Ровены начался новый приступ боли, и это напомнило ей о том, что у нее нет времени слушать их пререкания.

— Если вы оба все уже решили, моя дочь хотела бы уже сейчас появиться на свет, но не здесь же, не на крепостной стене.

Оба мужчины в удивлении уставились на нее. Тогда она еще более выразительно произнесла:

— Сейчас, Уоррик, — и добилась лучшего результата. Точнее, этим результатом была паника. Поистине от мужчин очень часто не бывает никакой пользы.

Глава 48

— Ну и что означали все эти мольбы? — после того как все уже закончилось, поинтересовалась Милдред, передавая младенца Ровене в руки. — Ты хорошо потрудилась, моя милая. Он самый настоящий ангел, самый…

— Ему следовало бы быть девочкой, — проворчала Ровена, хотя и не могла сохранить кислое выражение лица, когда взглянула на этого очаровательного золотоволосого младенца.

Милдред стояла, посмеиваясь.

— Ну не можешь же ты злиться на него вечно. Ты и так достаточно заставила его страдать. Мне его жалко.

— А мне — нет, — возразила Ровена. — Ты была единственным человеком, который не пытался заставить меня изменить решение.

— Только потому, что вы еще больше закусите удила, если вас понукать. В этом вопросе вы не слушали никаких доводов. Вам надо было самой убедиться, что человек любит вас. Но нужно ли было заставлять его ждать до самого последнего момента, чтобы сочетаться браком?

— Ждать? — удивленно спросила Ровена. — Он привел не повивальную бабку, а священника! И никто из них не ушел бы, не услышав «да» от меня. Это был шантаж. Это было…

— Чистой воды упрямство с вашей стороны. Вы знали, что выйдете за него замуж. Вам просто нужно было заставить его страдать до конца.

Ровена сразу примолкла. Спорить в эти дни с Милдред было все равно что рвать на себе волосы. Ровена потеряла бы много волос.

— Конечно, вы просто проявляете упрямство. Человек был готов умереть ради вас. Как можно злиться на такое?

— А где мой… супруг?

— Ждет не дождется, когда увидит своего сына. Мне привести его или вы сама?

Не дожидаясь ответа, Милдред уже направилась к двери, чтобы привести Уоррика. Он появился через мгновение и смотрел на нее с такой теплотой и гордостью, что последние остатки враждебности у Ровены улетучились. Все-таки она его действительно любила. Она уже столько раз убеждалась в этом еще до того, как покинуть его замок, что теперь не было смысла отрицать очевидное.

Она застенчиво улыбнулась ему.

— Что ты о нем думаешь?

Уоррик посмотрел на него, но тотчас же опять перевел взгляд на Ровену. Глаза его смеялись, и он пошутил:

— Я надеюсь, что со временем его внешность изменится в лучшую сторону.

Она в страхе посмотрела на своего сына, но тут же фыркнула от смеха:

— Он выглядит совершенно нормально. Все новорожденные такие сморщенные и красные.

— А что случилось с дочерью, которую вы собирались мне преподнести?

Она покраснела, потом усмехнулась:

— Я думаю, что в конце концов мне повезло, мой господин, что именно это мое желание не исполнилось.

Он сел радом с ней на кровать и, к ее удивлению, поцеловал ее.

— Спасибо тебе.

— Это было не так уж и трудно, ну может быть, немножко.

— Нет, я благодарю тебя за то, что ты вышла за меня замуж.

— О, — произнесла она, и такие теплые чувства стали переполнять ее, что ей захотелось рассмеяться. — В действительности… это я должна быть благодарна.

За это она получила еще один поцелуй, но уже не такой нежный.

— Ты больше на меня не сердишься?

— Нет, но если ты когда-нибудь опять отправишь меня в свою темницу…

— У меня ее больше нет. Ее сломали, как только ты вернулась в Турез.

— Зачем ты сделал это? — удивилась Ровена.

— Напоминание о том, что я сделал, было слишком невыносимым.

— Но у тебя были причины так поступить. Даже я могу…

— Не оправдывай меня, женщина.

Он был серьезен, но в голосе звучали и нотки самоиздевки.

— Очень хорошо, пострадай еще немножко, если так нужно. Но если хочешь знать мое мнение, такая хорошая темница не выполнила своего назначения.

— Может быть, я действительно слишком поторопился. — Уоррик состроил озабоченную гримасу. — Но я могу всегда вырыть еще одну.

— Лучше не надо, мой господин, — с напускной строгостью предостерегла она его.

— Тогда, если я когда-нибудь сочту, что тебя опять нужно запереть в моей комнате, я сделаю так, чтобы и мне наверняка оказаться запертым там с тобою вместе.

— Теперь против этого я возражать не буду.

— Значит, ты все еще так и осталась бесстыжей девчонкой.

— Вы не имеете ничего против того, чтоб я такой оставалась?

— Нет, совсем нет.

— И вы любите меня?

— Да, я люблю тебя.

— Не говорите это так, как будто делаете мне одолжение. Ты действительно любишь меня, Уоррик. Иначе и быть не может, ведь я…

— Я действительно люблю тебя, женщина.

Теперь признание прозвучало лучше, настолько лучше, что она притянула его голову, чтобы поцеловать его, а затем нежно прошептала ему на ухо.

— Я рада, что это был именно ты, Уоррик. Очень рада.

Он вспомнил эти слова, произнесенные давным-давно, и наконец признался:

— Я тоже рад, моя госпожа. Я тоже очень рад.