сыночки? А этот Упырь, болотный пузырь, тьфу! Веточкой ткнёшь, кафтан разорвёшь. И нет Упыря. Болтаешь зазря!

- Ну, Ваня, как знаешь!

- Ты, бабка-колдунья, напрасно пугаешь! Хочешь лучку аль зубок чесночку?

- Фу ты, нечистый, смелый, речистый! Ишь, разговорился! От чесночного духа дохнет и муха! Ладно уж, только мне подсоби. Тяжко жить, Вань, без ноги. Соли замучили, подагра. Век милости не забуду. - А сама в платок бурчит:

- Есть дураки среди люду.

- Всё ворчит да ворчит, беззубая, - говорит Шишок. - Такая старушка грубая. Уж больно она на кого-то, Ваня, похожа, голос знакомый? Ей доверяться, однако, негоже!

А Три-худа знай своё:

- На той вон лохматой опушке мой домик куриный - избушка. А лес? Всё коряги. Ах, виды. Поможешь мне, Вань, без обиды! Эй, ну и конь! Оставайся, Ванюша, в старом времени. Здесь сказкам верят. Пошто тебе солнце в златости да радости? Сходишь на войну, богат будешь! Князем сделаю!

- Ужо показалась в корягах опушка, - говорит Ваня Шишку, - а вона на лапах куриных избушка! Куда забрели? Всё корявей дорожка. Гляди-ко, Шишок, будто чёрная кошка! Глазища по блюдцу, как будто смеются, а когти на лапах с тропинкой дерутся.

Три-худа в образе старухи знай своё:

- Но-но! Оседлала я всё же Ивана. Давай, торопись, оплачу без обмана! - А сама платком как махнёт! Потемнело всё кругом, замерцали болотные огни. Обступают путников, приплясывают, того гляди, в трясину утянут!

- Ах ты, нечисть болотная! - рассердился Шуршала-Шебаршала и выхватил из уха кольцо, потёр то место, которое надо, зашептал: - Дух железный, народися, с огнём-молнией явися! - Испугались огни, исчезли, да и старуха присмирела.

- Ванюша, любезный, ты в дом заходи, на бабье житьё да бытьё погляди. Большуща изба! Ох и большуща. Земля тута время и считает.

- Неужто среди болотины? - удивился Ваня. - Уж больно копчёна изба. Однако, любопытно взглянуть.

- Здеся, Ваня, здеся!

- Что ты, Ванятка, - стал удерживать Ванюшу Шишок. - Гляди-ка, народища смрадного сколько? В кадке купается змей семиглавый! А вона змеёныш на лавке вертлявый. А тута противные толстые жабы плюют на зелёные скользкие лапы?! Чёрт на метёлке у огненной печки. А дьявол глазастый, что конь! Аж в уздечке.

- Цыц, клоп запечный! - рассердилась старуха. - Не бойся, Ванюша, на лавку садись, разденься, разуйся, а хошь, - растянись.

- Житьё как житьё, - говорит Иван, - всё, как в сказке, как надо.

- А это тебе за работу награда.

- Смотри-ка, - шепчет Шишок, - старуха уселась на чёрный шесток и развязала дырявый платок.

- Связочка жирненьких серых мышат. А-а! - зевнула ведьма. - Как ходики нынче, Ванюша, спешат! Мышаток, хоть жаль, но тебе отдаю. А хочешь, поджарю? Аль в шкурке сварю?

- Водицы дала бы, бабуся, испить!

- Хватит тебе про водицу-то ныть! Наелся лука да чеснока... А квасу не хочешь? Вчерашнего... право. - А сама ворчит:

— Вот напою. Злое зелье - приправа. Уснёт навечно, и все проблемы.

- Квасок-то зелёный, чай, из лягушек?

- Что ты, родимый! Не обижай старушек! Пей же скорее! Годится, годится! Та ж болотна водица! Завсегда зелена. Така она. - Иван уж было хотел отпить из ковша, да Шишок не дал - под ковш поддал, зелье плеснулось, зелёным туманом под печь поползло. - Ну что за народ! Хоть я ведьма, карга... Болит у старухи дубова нога. Болота, всё сырость, лягушки да жабы. А мы вот - старушки, убоги и слабы...

- Ишь ты! - крикнул Шишок. - Старуха то так, то эдак дело поворачивает. Нечистое тут место, пошли, Ванюха!

Старуха смолчала, прикинула что-то и снова сначала:

- Ох, Вань, и работа?.. Присядь на лопату, как царь на крылечко, маненько погрею тебя в русской печке. Да заодно и духа твово избушного. Небось, в болоте озябли!

А Ванька в ответ:

- Сказка мне эта, бабуля, знакома. Шишок мне рассказывал давеча дома.

- Нету терпенья мне больше общаться! Пора нам с тобою навеки прощаться! Горыныч, Кикимора, Дьявол и Леший! Хватайте Ивана! Топи его, вешай! - рассердилась болотная старуха, да так рассердилась, что свалился платок, косы трёхцветные и рассыпались.

- Опять ты, Три-худа! - вскричал Шишок, - вот достану сейчас колечко, будет тебе крылечко!

- Не надо! Сдаюсь! - в страхе взмолилась трёхцветная пакостница. - В болоте остаюсь! - кричала Три-худа, убегая вслед за куриной избой.

- Да ну их! - махнул рукою Ваня. - Прескучили старые сказки, русалки озёрные, ведьмины пляски, избушки куриные, страхи животные, кошки да мышки, да жабы болотные.

- Значит, домой, Ванюша? На печи пошуршим да пошебаршим, пошушукаемся. Ты мне сказку - я тебе две. Со сверчком подымлю я табачком! Охота ведь в избу-то? А? Изба, коли в ней никто не живёт, пропадёт. Мне дак как домовому не положено вообще по свету таскаться. Хотя интерес тоже появился. Вот и кончится скоро болото. Куда теперича? - спросил Шишок. - Совсем запамятовал.

Давай покрутим яичко. Раз болотина не пускала, значит, правильно шли. Чо тако? Светит то с одной стороны, то с другой? Не Златосолнце сигнал подаёт? Али кто зеркальцем вертит?

- Зовёт-то, зовёт. А это кто? Смотри, Шуршала-Шебуршала, девка краса, длинна коса. Откудова на болоте взялась? Не ведаю. Така красива да ласкова. Кто ты, девица, скажись? Да не бойся, покажись!

А девка и отвечает:

- Не смею, матушка не велела с парнями заигрывать. А тебе, Ванечка, от меня подарочек - три серебряных маковки.

- Откудова знаешь, как меня величать? - удивился Ваня.

- Маковки-то - зелье! - заворчал Шишок. - Дурманна в них сила, Ванёк.

- Все тебе, Шуршалушка, зелье да дурман-трава чудятся. Из рук такой девицы-красавицы вряд ли худоба кака приключится, кака непотреба выйдет!

- Как будет тебе, Ванечка, худо, нестерпимо худо, плохо, что глядеть невозможно, - предложила девица, - брось одну маковку о землю. И полегчает. А хошь, женись на мне?

- Жениться? - молвил Ваня. - Можь, и жениться... только рановато и нековды.

- Верно, нет таких трав, чтоб узнать другого нрав, - снова заворчал Шишок. - А девка, вроде, справна. Можь, и впрямь по избам? И то правда, чо жениться тебе скоро будет надобно.

- Нет, не по избам! Тебе бы, Шуршала-Шебуршала, на печку поскорей! - стал Иван корить Домового.

- По избам, Ванечка! По избам! Брось серебряну маковку о землю, чёрный конь примчится, чтобы на нем домой в Тверь воротиться! Дьявол примчится, огонь в ноздрях!

- Э-э! - загремело вдруг. - Лентяй тверской, таракан запечный!

- Это не я, Шуршалушка, ругаюсь. А кто, не ведаю. Верно, Три-худа где-то прячется, беду скликает. Большую избу охота сыскать, солнце златое в радости увидеть. А где девица-то? - А девицы и след простыл.

- Пошли, Ваня, - заторопился Шишок, - чует моё сердце, неспроста всё это. Надо тебе подсобить.

- Ись, Шишок, охота. Была луковка, да, знать, выронил. He-а, тута, на половинку!

- А мы,